2000 лет как один день. Утро вечера мудренее. Потому что утром всё свежее, а вечером мы устали, и глаза слипаются. Вечером уже не то, нет. В утробе вяло разлагается жирный кирпич ужина. Этиловая изжога, опиумный зуд. Ночные поты и бессонница. Страх одиночества, страх пустоты, страх смерти. Жалость к себе, тоска, безысходность. И самоотречение – как следствие узаконенного бессилия.
А утром? Совсем другое дело.
Но утро – это молодость, которой мудрость не свойственна. Как же так тогда оно мудрее вечера? Да не мудрее, а мудреней! Вот ведь оно что.
2000 лет как один день. И что теперь? Склеенный бокал уже не будет целым. Очерти мелом круг. Ты в безопасности? Спроси, как тебе жить: они расскажут. Они приделают тебе колёса и поставят на рельсы: на их рельсы. Колёса саморезами ввинтят в кость. Будет больно, потому что это чужое. Но человек ко всему привыкает, и иногда это не так уж плохо.
Привыкай.
Привыкай к колесам. Привыкай к рельсам. Привыкай подчиняться. Привыкай верить. Привыкай к коллективу. Вживайся. Радуйся. Привыкай к послушанию: страшно подумать, что с тобой будет в случае отказа, правда? А ты и не думай. 2000 лет как один день.
Но я, я отказываюсь.
Это началось давно, но когда началось, процесс не остановишь, как невозможно остановить кариес. Как невозможно остановить гангрену. Остановить рак. День за днем, шаг за шагом, мысль за мыслью – я говорил "нет".
Полюбуйся же на мои метастазы.
Это не потому, что пытался назло им. Я и не сопротивлялся: кому тут сопротивляться? Не потому, что у меня был план, или я считал себя лучше. Лучше, хуже… давно ушедшие от моего восприятия категории.
Просто так вышло.
Просто по-другому быть не могло, и не надо.
Мне не надо.
Не надо их радостей и их печалей.
Не надо их гнева и их снисхожденья.
Не надо их разума, чувств и моралей.
Не надо их счастья – и горя не надо.
Не надо ни сказок, ни рая, ни ада.
Не надо блудливых мне их удовольствий.
И боли животной в бессильном испуге.
Не надо подачек, не надо довольствий,
Пусть будут спокойны патроны и слуги
В немом лабиринте своих вырождений,
И вымпел трепещущий прямохожденья
Пусть выше вздымают, потны от натуги.
Мне счастье их чуждо: что толку кривляться?
Я стану врагом, если так им удобней.
Ведь я до сих пор не устал удивляться
Богатству Земли – и обилью утроб в ней.
И свет, на который бегут они стадом,
И спелые ягоды сладких обманов,
И ужас расплаты, и почесть награды,
И сытый восторг в перезвоне стаканов,
И истин сомнительных скользкие петли,
И постной любви одеяло тугое,
Теперь не нужны. Подготовлен ответ ли?
Зачем? Я везде выбираю другое.
И не оттого, что я разочарован,
Ввиду неудач не могу оправдаться:
Не злобен, не болен, не глуп и не скован -
И знаю наверно куда мне податься:
Подальше от этого хлама живого,
Подальше от этих бесплодных исканий,
От их достояний, их слуха и слова,
От треснутых чаш и подточенных зданий,
От их добродетелей гнусных отравы,
От искренней лжи и доподлинной фальши,
От этих, что правы, и тех, что не правы –
Без слёз и упрёков – скорее – подальше!
Нет, я не беглец, не отшельник, не падший,
Не бог, не герой, не подлец и не гнус,
Не рано пришедший, не слишком отставший,
Не волк-одиночка, не гений, не трус.
Ничем не обязан, спокоен, уверен,
Вполне обеспечен, и зависти чужд,
Я мимо пройду незамеченным, в двери
Я ваши глазастые не постучу.
Живите, плодитесь: поди уж недолго…
Нас вечность рассудит (коль будет кого).
Впадает в Каспийское море, блядь, Волга,
А я – выпадаю в пизду из него!
Я сокол свободный, я – орлик парящий,
Ем свежее мясо: говна не клюю,
Конечно, сыграю когда-нибудь в ящик,
Но песенку эту, авось, допою!
Над пропастью воздух свежее и чище,
Назло небесам: от судьбы не уйти!
Сегодня я вылетел в поисках пищи:
Не стой, человек, у меня на пути!