Песня одиночества

Клавдия спрятала магнитный пропуск и прошла в холл. Низкие кожаные диваны были словно живые, похожи на крупных животных, типа носорога. Но носороги воняют и валяются в грязи, облепленные мухами. Диваны, напротив, тихо покоились на белоснежном полу. По периметру холла в пол были вделаны источники голубоватого света. На массивной стеклянной столешнице лежал черный пластиковый стек.

Бесшумно вошли два голых юноши и помогли Клавдии переодеться. Тела молодых людей были гладко выбриты повсеместно. На крупных половых членах виднелась жирная татуировка: звёздное кольцо Евросоюза.

Они сняли с неё деловой костюм, блузку, поясок, туфли, колготки, бюстгальтер и трусики. Один из юношей накинул на её плечи шелковый халат, лиловый, с золотыми змеями. Другой, присев, помог одеть на ноги лёгкие открытые босоножки. Клава взяла со стола стек. Они проводили её в соседнее помещение, где Клава устроилась в низком напоминающем краба кресле. Вокруг кресла стояло еще семеро таких же наголо выбритых юношей. Один из них раскурил для Клавы небольшой инкрустированный рубинами кальян, предложил мундштук, преклонив колени. Другой подкатил низкий столик со стоявшим на нем объемным хрустальным бокалом. Она скинула босоножки и вытянула ноги на круглый кожаный пуфик, взяла губами мундштук, затянулась. Указала стеком на двоих юношей, затем на свои ноги. Двое выбранных быстро опустились на колени и принялись тщательно вылизывать Клавины ступни. Остальные обступили её и стали мастурбировать в небыстром темпе. Клава кивнула юноше с кальяном (он так и стоял на коленях) – он вновь подал ей мундштук, она сделала еще одну затяжку, прикрыла глаза.

– Я вот часто думаю… – в полголоса проговорила она, разглядывая чуть дымившийся и влажный от слюны мундштук, – Зачем всё это?… Зачем просыпаться, идти в туалет, освобождаясь от нечистот… Нечистоты, они не чисты. А что чисто? Чистоты? Где найти эту чистоту, чтобы вобрать в себя взамен нечистот, уплывших в канализацию? Мужчины, они как мелкие птицы на ветвях: всё суетятся, чирикают, перепрыгивают с места на место… а у самих в глазах быстрым червём извивается похоть… Я помню, у меня был такой случай, давно, еще в те времена, до подъёма. Я завела себе любовника. Такого хлыща, вёрткого, красавчика, блядь… Пошло, да? Еще как. Но пошлость видна на контрастах, а мне тогда не с чем было сравнивать. Супруг? Этот… червь подкожный… Впрочем, зачем я про него так? Разве он виноват? …А Витю я презирала, наверное. Но вот однажды я изменяла мужу прямо у нас дома, да… Витька приехал ко мне. И мы ебалась на диване в гостиной… И тут я осознала, что муж наблюдает за нами. Он стоял за раздвижными дверьми чулана. Смотрел и яростно дрочил. Я увидела его прямо сквозь зеркальную дверь. И теперь, когда я смотрю на мужчину, мне сразу представляется эта сцена, как он дрочит, выпучив глаза. Даже если благообразный, важный такой, весь из себя… А я так и вижу, как он руку в карман – и залупа в кулаке мелькает. И смотрит, смотрит так, и дрочит. Как воробьи. Даже те, что крупные и толстые. Которые смеются, поют, летают на самолётах, вертят штурвалы лайнеров, загружают уголь в топки, вскрывают чирии, объезжают диких кобыл, стоят у мартенов, роют колодцы, пишут натюрморты, чинят сельхозтехнику… Все эти мужчины дрочат. У них у всех смысл жизни – в ебле. Всё ради этого. Они стремятся заработать побольше денег, чтоб поебаться. Чтобы больше девок трахнуть. Покупают дорогие машины, яхты, украшения, всё с тайной мыслью о ебле… И всё время дрочат. Ну, и где же чистота? Если у меня в жопе нечистоты, то где? Да у меня в жопе – самое сверкающее и нежное говно на свете! Самый чистый, самый благородный кал! Божественные фекалии… Ты! – неожиданно она хлестнула стоявшего справа юношу по животу, так что он пискнул, – Давай сюда! – она подала вперед таз и широко развела ноги. Юноша проворно опустился на пол, пробрался на четвереньках меж её бёдер и принялся вылизывать Клавину вульву.

– Убирайся… – шепнула Клавдия юноше с кальяном, и тот исчез, бесшумно и быстро.

– Ну что вы там?… – она оглядела стоявших.

Те сразу же ускорили движения, и вскоре один из них подхватил со столика бокал и с тихим кряхтением излил в него несколько порций густого семени. Через несколько мгновений за бокалом потянулся следующий.

– И чтобы ни капли мимо, говноеды… – прошептала Клава, глубоко вздыхая: сладкая истома накатывала на неё нежными маслянистыми волнами.

Примерно через полминуты она стала кончать. Ногти её впились в яйцевидный затылок лизавшего, глубоко раздирая кожу. Она раскраснелась, дрожа, хрипловатый стон сорвался с губ… И вот – крикнула, задёргалась, судорожно сдавила кровоточащую голову бёдрами… Застыла… Отпихнула ногой… Тотчас все стоявшие юноши быстро опустились на колени и склонили головы. Они ждали. Клавдия отдыхала.

Прошло около пяти минут. Клава открыла глаза, взяла со столика бокал со спермой, поднесла к лицу, глубоко вдохнула:

– Ахх… Молофейный дух. Небогато вообще-то. Но ничего, сойдет для сельской местности, – она поставила бокал обратно, медленно оглядела юношей:

– Принесите дрель!!

Белки её глаз были розовы.

Быстро семеня кривыми ногами, бесшумно вбежала грудастая карлица, также наголо выбритая. К массивному вымени своему прижимала она словно ребёнка чёрную электродрель, снаряженную длинным сверлом.

Клавдия взяла дрель, щёлкнула переключателями, слегка надавила кнопку. Зззззз…

– Как объяснить вам это, а? Мне же нужно вам объясниться… – задумчиво проговорила она, трогая жало сверла кончиком языка своего, – Ведь говорят, у меня пизда с зубами, да? Я знаю… Но всё это – чушь собачья. На самом деле, зубы ни при чём… Это… необычное и… такое привычное ощущение. Это похоже на взгляд. Взгляд в окно. В холодную ночь. Туда, где нет ничего, и никогда не будет. И ты как будто медленно паришь над океаном. Я не летала в космос, но мне это и не нужно. Я с детства в космосе: комета Клава. И никого рядом. Это может случиться в любой момент: во время разговора, на улице, в ресторане, в постели… Ощущение безраздельного одиночества, которое началось с рождения и будет продолжаться до смерти. Я одна в этом мире. И я развлекаю себя, как могу, что ж мне еще остается? – она включила дрель, сжала ногами голову сидевшего у её лона и, удерживая инструмент обеими руками, углубила сверло ему в темя. Юноша издал гортанный звук и мелко затрясся. Клава крепко держала его, раскачивая дрель. А затем отпустила.

Сразу же подбежала карлица и, с неожиданной силой ухватив подёргивающееся тело за ноги, оттащила в коридор, оставив на полу влажную алую полосу.

– Ты! – Клава показала сверлом на следующего юношу.

Тот, вздрогнув, покорно подполз к лобку её.

Вскоре головы всех юношей были просверлены. Карлица унесла дрель. Тёплый аромат свежих выделений висел в помещении. Заслонив лицо ладонями, Клава принялась раскачиваться взад-вперёд и из стороны в сторону, тихо подвывая.