Г.Злобо "Румбо 0"

V

Влад осторожно подвигал ногой, оглядываясь.

Стремянка, к каковой был он притянут буксировочным тросом, основанием своим утопала в бетонном полу. Помещение представляло собой камеру квадратной формы, находившуюся, судя по всему, под землёй (Влад вспомнил рассказ Фёдора о сарае с подвалом).

— Матвея грохнули вы, что ж… — мужчина неторопливо закурил Winston, — и Ваньку Пробода грохнули… хуй с ними… Тут вот за стенкой есть коридор… — Алексей, вяло мотнул головой, выпустив длинную струю дыма, — непростой коридор… хе-хе… коридор смерти. Но речь не о нём, парень. И не обо мне, и не о Федьке, и не о Ване Прободе и дщери его сухощавой… речь о тебе, родимом. Жизнь твоя теперь приблизилась к своему главному результату, к обретению смысла, так сказать… смекаешь? — староста приподнялся на седалище своём и сунул Владу под нос смоченную аммиаком тряпицу: — дыши, дыши, родимый… мозги включай, контролируй. Что расскажу сейчас — тебя лично напрямую касается, а косвенным образом — каждого из нас, на свете живущих, ибо все мы — Плоть господня, — а для чего она? Загадке сей решений суть множество, но есть одно, объединяющее: плоть вся в многообразии своём призвана служить задаче единой, и если представим мы мироздание как пирамиду плотскую, каждый кирпичик в ней место неслучайное своё имеет, стало быть.

Расскажу теперь, где твоё место, но сначала — поведаю, кто таков я есть, откеда пришёл, и почему мы с тобой здесь собеседуемся.

Родился я 46 лет тому назад в селении Щуково, что на реке Обыть. Было нас всего четверо: я, старшой брат Ефим, да две сестрицы младшеньких — Оксана с Еленой, — да только Ленка померла в 3 года от коклюша, а Ксюха в 12 лет с цыганами ушла, и никто её с тех пор не видел. Батя наш погиб когда мне 8 стукнуло: поспорил с соседом кто яму глубже выроет… копали-копали, сутки, двое, батя мой глубоко в землю ушёл, да поторопился — стены крепил плохо, — а грунт там сыпучий попался — от его и завалило… соседа ж мы с братом 2 года спустя кончили, когда он после свадьбы на лесопилке уснул пьяный: втиснули его меж двух досок, да в станок бревнопильный пустили… был один сосед — стало 2: один с хуем, другой с жопой. Мы ему в хуй парафина впрыснули, в жопу воткнули, кишками для верности обмотали, да на воротах ногами кверху подвесили, приписав в табличке «крот».

За случай этот гонениям подверглись; брата моего на суд потянули, да в тюрьму упекли… там и сгинул. Меня ж, молодого, председатель в сарае своём укрыл, там и жил я опосля на цепи, как негр, на семейство председателево впахивая. Пребывая в рабстве, оскоплению подвергся, и, унынием охвачен, принял решение жизнь земную отвергнуть посредством самоповешения во петле скользящей. Да спас меня случай: издыхал уже, когда Катерина, сноха председателева, в сарай зашла чтобы блудом заняться с Петькой, управдомом — тут они верёвку-то мою обрезали, да к утехам своим приспособили.

Катька меня потом у председателя выкупила за 13 мешков цемента. И стал я у ней в подсобке жить прислугой половой, регулярно. Через год на больничку повезли меня — кишку прямую вправить, да так обратно и не забрали… Остался я при больничке: санитарам в морге помощником. Сдружился я с ними — с одним, в особенности, — имени его не открою тебе, да и не надобно это. Человек тот был в науке некроманской дюже сведущ, а через это — в миропорядке и обустройстве космическом. Вот он на пирамиду плотскую глаза мне и раскрыл.

И узнал я об иерархиях высших, на которых обустройство космическое зиждется, через которые сила вселенская копится и как дождь весенний всё живое до последней букашки мелкой орошает. Сила эта — в изменении мира, и кто сдюжил, одной мыслью своей, в волю облеченной, всем Сущим способен распоряжаться и двигать по своему усмотрению, понял?

И пошёл я в услужение к Барону, и стал Барон Господином моим, и стал я его руками творящими, пищу для желудка Барона добывающими.

Эта войнушка меж нами — для виду всё… сиречь стратегия, чтоб чужим невдомёк, стало быть. Вся деревня наша у Барона во владении тайном, ибо пищу ему добывает особую, для ритуалов колдовских предназначенную.

Тут-то и о тебе речь. Спонадобился ты Барону, ибо паштета печёночного — нежного, французского, фуа-грой называется, — всего полкило осталось, — и тот внизу плесень побила. Через это Барон и Федьку затребовал. Да только в погремушке у Федьки заскок вышел: кони двинул безвременно, да Матвея сгубил, бестолковка. А для паштета сырьё особое надобно: заграницей из гуся его делают, а гуся того в авоське подвешенной держат, харчами жирными, сытными, доверху пичкают, чтобы печень его раздулась и к заготовке паштета сподобилась… Так и тебя, мил человек, мы усыпим сначала… руки-ноги тебе ампутируем, срамные места с корнем вырежем: ни к чему тебе теперь всё это… Будешь жить в авоське подвешенный, 6 раз денно по шлангу питаться — чтобы печень твоя дозрела, Барону на жертвенный стол comme il faut сподобилась.

Вот такая, брат, выпала тебе высочайшая миссия: высшему существу услужить в обряде тайном, ручеёк силы своей в русло великое влить, мироустройству лучшему, нам, червям, неведомому, поспособствовать… Теперя открыл я тебе цель жизни твоей: то, над чем умишко людской до самой смерти иной раз бьётся, о предназначении Высшем своём не ведая… А ты враз узнал… возгордись же!

С этими словами Алексей Щуренков извлёк из внутреннего кармана небольшую завёрнутую в пластиковый пакет стеклянную банку, быстро вскрыл её, вынул влажную тряпицу, встал и резко всей пятернёй прислонил тряпицу Владу к лицу.

Влад хотел крикнуть, но смог издать лишь приглушенный вой. Мягкая волокнистая тьма укрыла мозг на вдохе, закутала непроглядным саваном.

 

То был сон про Академию искусств.

Влад с детства имел влечение к живописи, посещал худ/школу, но в дальнейшем пути его с Прекрасным разошлись. Однако, и в зрелые годы старался не упустить любую возможность приобщиться.

И вот Академия.

Обширный зал со сдержанно сияющими канделябрами; старинный паркет, тёмная вычурная мебель, а на стенах они: картины. Все под стать паркету — старинные, в тяжелых кручёных золочёных рамах.

Вот зал стремительно пересекает преподаватель: высокий сухопарый человек с длинными волосами и строгом костюме-тройке. Аудитория ждёт (вон и дверь приоткрыта). Не теряя времени, Влад обращается невесомым, прозрачным и прыгучим как блоха карликом, вскакивает преподавателю на плечи и так, незаметно, на спине его входит в аудиторию.

Там уже давно сидят ученики с планшетами, ждут.

Преподаватель подходит к доске, отточенными движениями чертит несколько линий:

— Вот вам образец штриха. Упражнение первое: изобразить модель, используя только этот штрих. Приступайте.

Яростное шуршание грифелей.

А Владу с плеч преподавателя виднее: вон у доски покоится золотая матрица, при помощи которой любым штрихом владеть можно, даже самым сложным, с процентами и закорючками.

Влад решает помочь ученикам, а заодно и в процесс включиться: он спрыгивает со спины учителя, забирает матрицу и чётко по спирали покрывает пол у доски золотым узором штриха повышенной сложности.

В изумлении все вскакивают с мест и толпятся у доски.

— Глядите! — кричит кто-то, — штрих складывается в буквы!

И верно: по периметру образовавшегося узора ясно сияет надпись: «Ключ к желудку золотому через наш покой лежит».

Так вот оно… золотой желудок… А?!

А…

Ад пробуждения.

Боль и беззвучный нутряной вопль.

Подвешен в полупрозрачный мешок, он извивается, оглушаемый ударами собственного сердца.

Дяу.

Дяу.

Дяу.

Дяу.

ЭТО ВСЁ — НА САМОМ ДЕЛЕ!!!

ОНИ ОТРЕЗАЛИ МНЕ КОНЕЧНОСТИ И ГЕНИТАЛИИ!!!

ОНИ УДАЛИЛИ МНЕ ПЕРЕДНИЕ ЗУБЫ!!!

Время плавно замедляет свой ход, а потом по капле, по тягучей густой раскалённой капле вливается в визжащий всеми ганглиями мозг как кислота.

НЕТ!

НЕТ!!

НЕТ!!!

Нет…

Полужидкая пища доставляется в пищевод при помощи шланга; извергнуть содержимое желудка нет возможности, ибо в кровь введено вещество, угнетающее деятельность блуждающего нерва.

НЕТ!

Нет?

Нет?!

Нет…

Нет!

Нет!!!

Нет…

Нет…

Нет…

Нет..

Сон смерти, спаси меня!

 

Вдруг вспомнил, как пытался изменить Светке с Региной, бывшей одногруппницей. Регина, заводная баба с внешностью что называется «на любителя» (микро-сиськи, тонкие губы, причёска «под мальчика») никогда не входила в число приоритетных половых целей, но однажды вечером после сдачи зачета при неясных обстоятельствах сильный язык Регины проник Владу в рот и по-хозяйски огляделся внутри. Это уже потом, годы спустя, судьба столкнула их в сети: обменялись телефонами, договорились о встрече… но возникла загвоздка. В вечер свидания Влад безуспешно пытался совместить планы гражданской жены со своим намечающимся адюльтером, и в результате телефонный спор с Региной балансировал на грани фола (глупая баба: не может понять, что я не могу всё бросить и ехать к ней…).

После долгих препирательств Влад в компании двух друзей спустился в метро. Разомлевшие с пива, они не сразу смекнули, что остались в вагоне одни, а сам вагон катится медленно и почти бесшумно. Влад вскочил с места, и в тот же момент пневматические двери раскрылись. Похоже, поезд свернул в депо: с черепашьей скоростью он проплывал мимо мрачных подземных фортификаций, озарённых местами дрожащим словно с похмелья светом прожекторов. Мужчины застыли в изумлении. За окнами поезда явственно послышалась человеческая речь, а вскоре несколько фигур в ярко-голубых комбинезонах и касках появились на узкой бетонной платформе с металлическим поручнем.

Снедаемые любопытством, друзья выпрыгнули из вагона на платформу.

Куча опилок в углу напоминает лужу засохшей блевотины.

Случайно или с умыслом, поезд завёз их к подземным жителям: глухо гудящая толпа их поджидала гостей на овальной бетонной площади с круглым подиумом посередине.

— Они вызывают нас на ритуальный поединок! — воскликнул кто-то.

Не мешкая, Влад вскочил на подиум и, смяв вялое сопротивление худосочного пацана в спецовке, стремительным напором спихнул противника вниз. Товарищи не отставали, возвестив о победе ликующим криком.

Подземные жители, однако, весьма безучастно отнеслись к происходящему: видимо, подобные поединки давно превратились для них в скучную, но необходимую формальность. По большому счету, они не проявили никакого интереса к пришедшим. Увидев это, Влад покинул друзей, решив исследовать прилегающие к площади тоннельные ответвления.

После недолгого плутания наугад произошло странное: один из узких бетонных коридоров вывел Влада на залитую дневным светом платформу под стеклянным куполом. Он совершенно точно помнил, что по ходу пути не поднимался наверх ни разу… тем не менее, вид за стеклом свидетельствовал, что платформа находится на высоте не менее 50-ти метров (далеко внизу шевелили ветвями чахлые липки). Неужели тоннель выходил в вертикальный срез скалы или стены гигантского карьера?..

Исследовав пространство вокруг платформы, Влад обнаружил спуск, напоминавший покрытую ковровой дорожкой крутую детскую горку с незначительными поперечными желобками торможения. Охваченный непонятным азартом, он поехал на заднице вниз. «Горка» имело протяженность в пару десятков метров, после чего следовала небольшая площадка, а за ней — новая горка. По ходу спуска Влад отметил 2 интересных обстоятельства:

– брюки практически не нагреваются и не электризуются от трения;

– угол наклона каждой последующей горки незначительно круче предыдущей.

Последнее обстоятельство со временем обеспокоило, ибо вскоре настал момент, когда ребристая ковровая дорожка стала близка к вертикали. Последний участок спуска Влад пролетел, повиснув на руках и отодрав от стены край дорожки, по структуре оказавшейся чем-то вроде линолеума. Он очутился в просторном и пустынном холле, двери которого выходили на оживлённую городскую улицу.

И вдруг…

Что?..
Очнувшись, он машинально пытается двигаться…

О, БЛЯДИ… НЕТ!

Пожалуйста, НЕТ!!!

НЕТ! ЭТО НЕПРАВДА!!!

НЕТ!!!

НЕЕЕЕЕТ!!!

Нееет…

Неет…

Нет…

Бляди.

Ёбаные суки.

 

На старой квартире пытался скрыть любовницу от матери (мать на кухне, любовница в родительской комнате). Надеялся, что мать не войдёт. Сказал любовнице:

— Залезь в шкаф что ли… на всякий случай…

Как только почти успокоился, мать заходит в комнату.

Он встречает на пороге, загораживает проход. Женская щиколотка в чулке торчит из-под неплотно прикрытой дверцы шкафа, и он пытается заслонить её, встав вплотную.

Бесполезно: мать заметила.

Женщина вылезает из шкафа, её лицо в слезах.

Мать смотрит оценивающе:

— Действительно, не лучший вариант… как ты мог пойти на такое? А глаза… с этим лучше всего будет обратиться к врачу. — Она устало вздыхает и выходит в коридор; любовница плачет.

Пытаясь успокоить, гладит лицо: такое знакомое, но ставшее чужим, не трогающее, не пробуждающее эмоций. Не замечал раньше этих выпуклых синих сосудов на виске. А что с глазами? Глаза вроде в порядке…

В зал приехали ребята из школы каратэ.

Они умеют говорить по-японски, их кимоно отутюжены, их тренер носит толстую кожаную жилетку.

Гостям предоставляется право выбрать спарринг-партнеров.

Неуверенность, нежелание, страх.

Слева — пухлый молодой человек с синим поясом, опутывающим тело на манер портупеи. Не понимаю по-японски.

Напротив стоят две коренастые коротко стриженые блондинки.

Бить баб? Западло, в особенности инструктору.

В противоположном конце зала находится нечто вроде театрального помоста, на котором располагаются приспособления спа.

Небольшая группа пожилых людей отдыхает в шезлонгах.

Здесь есть колодцы с минеральной водой.

Здесь можно переждать, чтобы затем выбрать достойного.

Обратная Tir: опущенный меч, пустая трата сил, растерянность.

Опять.

Опять?!

Опять…

О, небо, убей меня!

Небо, please!

PLZZZZZZZZZZZZ…

Офис фирмы, занимающейся разработкой настроек общественного и индивидуального сознания, занимает 4 этажа. На 3-м располагается огромный операционный зал, заставленный рядами новейших компьютеров. Плоские прозрачные мониторы испускают голубоватое сияние. На каждом из них представлены выпуклые ряды чёрных графических символов: изображение как бы отделено от плоскости экрана и находится в нескольких мм перед ней, по краям выходя за границы и «повисая в воздухе». Всякий отдельный символ представляет собой структурную часть человеческого сознания. Управление происходит обычным прикосновением подушечек пальцев. Таким образом, при помощи установленного в опер/зале оборудования, возможно управлять сознанием населения среднего размера промышленного города.

Влад пересекает просторный городской двор в компании одноклассника; смутно знакомый парень с вьющимися русыми волосами идёт в том же направлении, приближается, шагает чуть впереди, поворачивает голову:

— Ну че, куда путь держим?..

В его насмешке угроза. Это один из местных; вероятно, предстоит драка.

— Да всё пучком, братан! — желая разорвать шаблон, Влад дружески хлопает его по спине. Рука ударяется в нечто, напоминающее картонный щит.

Безымянный товарищ исчезает в лабиринте улиц; Влад стоит на тротуаре напротив картонного парня (супостат уменьшился в росте, стал черняв, коротко стрижен… на нём чёрный костюм и чёрные лакированные туфли).

Влад больше не боится: он понимает, что враг — лишь кукла.

Следует серия размашистых ударов слева, справа, снова слева, справа… Нижняя челюсть куклы вылетает на асфальт, она совсем лёгкая, сделана из чёрного пластика, Влад с хрустом топчет её ботинком.

 

О, небо, как сладко иметь ноги… ноги и руки, и двигать ими: быстро, медленно, плавно и не очень, ощущать каждый мускул, каждое сухожилие, зуд, тепло, холод, покалывание… шевелить, шевелить просто так, тереться, напрягать, вытягивать, смотреть на них, гладить, касаться, исследовать…

Он открывает глаза.

Какой странный сон.

У него есть член и яйца!

Он снова цел, снова собран.

Член и яйца!

О, счастье!

Какое счастье: иметь член и яйца.

Великая радость: иметь яйца и член.

Яйца и член. Член и яйца.

Член и яйца. Яйца и член.

Мять и трогать мошонку.

Теребить член.

Пусть этот сон не кончается.

Какое счастье: иметь член и яйца.

Великая радость: иметь яйца и член…

Постой… да ведь это не сон… Влад лежит на боку на узкой кушетке… на нём белая пижама и носки… у него есть руки… у него есть ноги… у него есть зубы… у него есть яйца и член… вся эта мразь… вся эта мерзость… это был всего лишь сон… кошмарный сон… барон, замок, крестьяне: всё это снилось ему… плен и кошмар ампутации… кошмар ампутации… пижама пропитана потом… простыня пропитана потом… наволочка пропитана потом… у него есть руки… у него есть ноги… ёбаные уроды… это был сон… ахахахх… сон… ёбаные твари… у него есть зубы… у него есть яйца и член…

Влад садится и медленно дышит.

Тесная комната с белыми стенами, одна из которых из толстого стекла.

Тишина.

Что со мной?.. Где я?..

За стеклом появляется человек в белом халате.

Он приближается к стеклу и смотрит.

Он нажимает на невидимую кнопку, и из динамика доносится голос.

Человек говорит.

Влад не сразу понимает смысл этих слов.

— Подопытный Влад Бурмей, от имени коллектива буровой позвольте выразить вам признательность; срок действия вашего контракта истекает сегодня в 11-00, в ходе эксперимента ни одно из условий контракта нарушено не было, взаимные обязательства сторон исполнены полностью, рабочий цикл завершен, прошу приготовиться к ликвидации.

 

Подопытный В.Д. Бурмей был ликвидирован в 11-33 мск бурильщиком А.В. Чеквадзе по технологии UIP-888. Процедура прошла в соответствии с регламентом. Подопытный вел себя пассивно, в процесс не вмешивался. Тело утилизировано в соответствии с п. 298-а Единых Правил Структурного Бурения (ЕПСБ) версии 41.002.15. В ходе стандартного дезактивационного осмотра ячейки на диске локального ПК были обнаружены записи подопытного, сохраненные в текстовом файле.

С содержанием файла можно ознакомиться ниже.

 

Жизнь вдруг сделалась прекрасной, непонятно отчего. Я сидел, читал журналы, пил вино, курил гашиш. И подумал: всё ж недаром мы пришли на этот свет. Хоть порой и сердце гложет, и в поту весь поутру; и, казалось бы, где смысл трепыханий отыскать? Но сегодня почему-то я забыл о мрачных днях. Я в себя впустил реальность как впускает девка хуй. Согласился: пусть всё будет, даже ненависть и боль, даже больше — я согласен, — лишь бы воздухом дышать. Лишь бы флаг над башней реял, лишь бы колокол звучал. Если кто войны желает — это тоже хорошо. Если ж хуй сосать мечтает, спорить с этим смысла нет. Кровь гормоны наполняют, мозг ликует головной, и сияет бодро Солнце за окном моим простым. Будем жадными как дети, будем жизнь любить как бабу и, слюну пуская шумно, устремимся ей меж ног! Сочно пахнущих соцветий будем всасывать нектар мы, и в невинном возбуждении извергать густое семя. Не к лицу нам помнить злое, ни к чему нам яд ушедших и растаявших желаний: кал обид, сомнений рвоту в унитаз былого спустим, засмеёмся громогласно, помахав залупой влажной. Добродушно улыбнёмся расслабляющим соблазнам и могилы предков строгих роз снопами закидаем. А затем в пылу экстаза о гранит побьём бокалы — и взбежим на холм волшебный с хороводом девок стройных!

 

Батя мой — парнишка крепкий, он в карете быстрой, жёлтой, разъезжал по дальним странам, изучая быт и нравы поколений и народов всех мастей, статей и званий, чтобы их составить опись и понять, что движет ими, коль сумбурно, но упорно всё плодятся и плодятся. Ведь природа, как известно, ошибается нечасто, да и вряд ли промах этот можем мы назвать ошибкой в полновесном слова смысле… мы условности рождаем для удобства пониманья, сознавая в то же время ограниченность их втуне.

Мать свою почти не помню: словно тень она мелькает в коридорах отражений и глухих воспоминаний, зло размахивая пряжкой, хохоча и распевая нецензурные частушки, Сатану вовеки славя.

Вырос я в недоумении, весел, злобен, но доверчив от рожденья, и к тому же любознательно настроен. Если дружен был с удачей, не гордился этим шибко, а говна глотнув случайно, не задерживал отрыжку. Так и рос: слепой, но честный, заводной, любвеобильный, дерзкий, может быть, отчасти, да зато отходчив быстро; в глупый случай я не верил, открывая смело двери (а порой и в окна тоже залезая без оглядки). На бурильной установке я нашел своё призванье, ибо блеск гудящих свёрел люб и дорог подсознанью. Словно в масло проникают свёрла в плоть, говно и камень, им неведомы сомненья и препятствий произволы. Так и хуй, стоячий крепко, дыры влажные буравит, зарождая жизни пламень и к свершеньям устремляясь. Я мечтал подобно хую прорываться сквозь пространства и, презрев условность правил, рвать космические целки. Время подлое прижучив, я желал объятий бурных: видел, как богинь подошвы орошаю спермой терпкой и с ощером вожделенным супостатов низвергаю, незамеченным маневром в оборону их вторгаясь. Зуд мечты подобен шилу: заставляет он вертеться и плясать конём ретивым, гнойный грунт паша копытом. Мощь Вселенной восславляя, я стать молнии подобен возжелал в задоре детском, к буровой взбегая вышке. Опишу теперь, пожалуй, ряд чудесных происшествий, очевидцем коих счастье стать мне выпало невольным.

 

С полминуты не дышите. А теперь — вдохните глубже. Ощущаете задорный аромат девичьих пяток? Так и я на установке буровой с утра пораньше как-то раз учуял запах дамы, мимо проходившей.

— Кто ты, дивная красотка? — вопрошал её лукаво, как енот глаза сощурив и промежностью вращая.

— Я — вдова с дитём пугливым, — отвечала дама скромно, — мой супруг был инженером и погиб скоропостижно, под сверло попав в азарте. Он одну меня оставил, молодой и безутешной… лишь дитя растёт как память об отце-первопроходце… — и, поправив локон томно, застучала каблуками в направлении сортира.

У дверей нагнал её я, 0бнял крепко и утешил: дескать, жизнь порой сурова к нам, бурильщикам отважным, но терять кураж и ярость сильным духом не пристало.

В тот же вечер страсти буйной нас приливом захлестнуло: лишь к утру, изнемогая в мокрых простынях, уснули…

На рассвете сон я вижу: изгибаясь и топорща рёбер гибких оперенье, мне вдова вставляет в анус позолоченную трубку и, к простате присосавшись, тянет жизненные соки. Телом сладость ощущая, я слабею в то же время, ей последние резервы организма отдавая… понимаю, что не сплю уж, наяву живьём сжираем бабской хитростью паучьей, что как пика в спину жалит… Вот ведь блядская натура! Так она и мужа, верно, трубкой этой уморила, обратив в несчастный случай: мол, сгорел на производстве… Знаем, как же… Только вряд ли проканает здесь сей номер! — и, с натугой молодецкой я внезапно наполняю золотое бабье жало жидким калом забродившим!

Воет ведьма, яд учуяв, и, в конвульсиях забившись, раздирает плоть когтями. Я ж бутылкою пустою прошмандовку добиваю, череп хрупкий с влажным хрустом многократно расшибая. Стонет гадина предсмертно; я в победном вожделеньи пенис ей вгоняю в глотку, бью как молотом Стаханов, затопляя спермой бронхи…

Был еще похожий казус, но в обратном коленкоре: молодой бурильщик Фёдор, утомлённый рукоблудьем, познакомился на службе с продавщицей удобрений. С каждой сменою всё жарче их сердца огнём пылали, а к концу квартала свадьбу с помпой громкой отыграли. Но прошел всего лишь месяц, как бурильщик был замечен с подмастерьем Константином лобызавшимся в подсобке. Что ж: супруга молодая от позора изнывая к разъясненью обратилась, но молчал жених развратный, улыбаясь лишь лукаво… Пребывая в гневе диком продавщица удобрений по фамилии Буридзе нож в изменника вонзила, провернув четыре раза и еще семь раз добавив: так погиб playboy анальный, а Буридзе в тот же вечер удавилась тихо в ванной.

Всё обдумав постепенно, впредь решил я осторожней выступать на страсти сцене и эмоциям ретивым не даваться бесконтрольно. Шутка ль дело: так ведь можно всё бурильное искусство загубить и превратиться в холуя влагалищ знойных.

Изучать я стал науку, технологию буренья, производственных секретов мир открылся, полон тайны; научился я на ощупь направлять стальные буры, глубину отверстий чуять без погрешности серьёзной. Был премирован начальством за особые успехи в освоении породы и другие достиженья. Премиальные потратил на покупку агрегата для заточки и доводки буровых приспособлений и особо-точных свёрел. Был премирован вторично за новаторство и доблесть в трудовых изобретеньях. Деньги эти пригодились: я отдал их в фонд развитья буровой инфраструктуры предстоящих поколений. Где бурил я, там колодцы жерлом угольным светили, и смеялся грозно демон из кладбищенской утробы. Мертвецов ряды литые вдруг шеренгами вставали и шагали строем склизким, челюстями барабаня. Свист тоскливый птиц ползучих заставал меня на вахте, клёкот рыб в подземных руслах, лютый хрип корней деревьев. На крота я стал похожим: жирным, чёрным, красноглазым; я с киркой не расставался и сверлом ни днём ни ночью. Добывал я газ горючий, нефти жир, угля породу, золотые жилы корчил и копытил минералы; реки лавы раскалённой и алмазные кубышки: всё изведал я, внедряясь в голубой планеты сердце.

Если звали меня камнем, я гранитом обращался и копеечной упряжкой заколачивал со свистом. Если печень возмущала, я котлетой жил жестокой, и малиновой залупой согревал густые шпалы. Так, звеня как медный тазик, взлётам резвым потакая, продавал больным вафлёрам пастилу из испражнений. Грузчик Федя был подмогой: он на вёслах метко правил, а гнилые батарейки прожевал шахтёр кудлатый. Ты ж, горбатый соплеменник, изучи закон сначала, а затем уж прорубайся в шахту жалом раскалённым. Бей отважно нищим морды, плюй на страхи и сомненья, распаляйся, как напильник под промежностью крестьянской. Пылесосом наслаждаясь, прыть корявую умерьте, ибо лобзик непричастен к раздвоению простаты. Есть на Марсе кролик гнойный: он поручика замучил, заводным калейдоскопом раскатав его мошонку. Спелых смокв ему не нужно: он без них слепой как дятел, и сверяет повсеместно кораблей богослуженье. Чистый гнев — для пчёл отрада, ну а кто часам послушен, отмирает постепенно в пене сифилисной рыси. Прах пожарника грибного индюки перемололи и, пердя горчичным газом, растворили в натре едком: будет им теперь на водку, и на пиво, и на коклюш, и на радостные корчи утюга в святой молитве. Хорошо змеёй приличной заползти в девичью жопу и откладывать личинки, умирая понарошку. На живца клюёт нехило червь в аббатстве водосточном, но вменяем силе грешной экскаватор беспохмельный — так что все у нас при деле: кто-то кал в стакане месит, кто-то пьёт кисель из чирьев, ну а кто-то — ссыт на скатерть. Это вязкое веселье продолжается открыто, чтоб никто не догадался о присутствии монголов на строительной площадке, и о злостных нарушеньях в процедуре вскрытий трупов саблезубых кровососов и монтажников безродных. А на случай же проверки есть живые документы, по которым все монголы — суть воители пространства внеземных цивилизаций и каратели Вселенной. При таком раскладе вряд ли будет много нареканий, и к приличным людям — левых и сомнительных претензий: ведь сидим в одной мы лодке, чувство локтя уважая, и пустой ненужной ссоре разразиться не позволим. Ну, а если кто-то где-то сей вопрос ребром поставит, враз найдутся очевидцы, что обратное докажут, да с улик набором знатным.

Так познал я радость мира, бытия гнилую горечь, планов тщету, страсти сумрак, боли смех и лжи награды; так увидел луч слепящий и огня святое семя; так сорвал покровы с тайны и тюремные засовы. Понял я, что жизни краски — суть мираж пустыни Адской: Тьма нас ждёт, из Тьмы мы вышли, и низвергнемся во Тьму мы в час Великого Восстанья, что грядёт неотвратимо в звёзд сиянии отважном в ледяных обрывах Бездны. Ты, читатель мой случайный, поверни глаза вовнутрь и, отринув будней накипь, приготовься к смерти скорой.

Чу… идёт. Раскрой объятья.

 

Обнаруженные записи имели на буровой грандиозный резонанс.

— Как могла произойти такая вопиющая утечка информации?! — не обращая внимания на летящую изо рта слюну, распинался на внеплановой летучке Главный бур-мастер Жилов, — как случилось, что подопытный вызнал основные производственные секреты и выложил их на всеобщее обозрение, да еще и в псевдо-литературной форме?!...

В срочном порядке умертвили Чеквадзе; ликвидировали также еще 6-ых сотрудников, так или иначе имевших контакты с В.Бурмеем. Уборщица К. была подвергнута пытке уровня 33.02, после чего лоботомирована.

Заведующий 10-м сверлильным участком В.Д. Грищенко выступил с инициативой всеобщей перепролонгации. Инициативу поддержали на местах, и вскоре уже более 500 сотрудников буровой успешно преодолели 1-й уровень.

Дело спорилось. К началу 3-го квартала через раскаточные установки было пропущено несколько тысяч половозрелых тел. Это позволило исполнительному вице-президенту А.А. Аарцзы на экстренном заседании Совета директоров констатировать:

— Несмотря на серьёзные упущения, имевшие место в силу чрезмерной изношенности рабочих частей гармоники, усилиями руководящих лиц и рядовых сотрудников буровой мы смогли к сегодняшнему дню на 98.3% нейтрализовать исходящий поток и достигнуть приемлемых уровней перепролонгации. Было наглядно продемонстрировано, что человеческая популяция представляет собой род подвижного гриба или сложной плесени, размножающейся посредством жидкого впрыска и имеющая целью захват максимальных площадей белково-водной зоны с последующей некротизацией. Данный вид белковой жизни неоднократно демонстрировал нестабильность в условиях анальной реанимации, что привело к появлению фрактальных полипов практически на всех скрытых уровнях рабочих поверхностей. Данная ситуация видится особо гнетущей в свете отсутствия на данный момент конструктивных решений по проблеме промышленной дезактивации кровососущей почвы. Однако, должен отметить, что, в силу обстоятельств непреодолимой силы, такое явление как жиромагнетизм представляется нам основным, если не единственным способом гормонального высверла.

 

<<- prev master@pepka.ru next -->