II

В тот вечер он возвратился домой поздно: пока дела на службе уладил, тут еще продукты купить надо, еды состряпать… а часы уж к полуночи. После легкого ужина не откладывая проследовал в кабинет, где в готовности мерцал уже монитор: надо было составить полный список имен, подготовиться к неминуемому изменению рыльца и межрёберных тканей.

Вот лёгким касанием клавиш он наметил будущую перспективу западения, вот перевёл струю пророчества в более спокойное сравнительно с суматошным бегом запоздалых раскаяний обезызвествление, а вот уже, словно зубья расчёски растут на белом экране строки числовых соответствий, выползает буквенно-цифровой код предельных значений коэффициентов упругости…

Словно в замедленной съемке Влад видит перед собой проплывающие челноки с чёрными гребцами, влажными, горячими, скользкими, изумляющими своей простотой и незамутнённостью: обратно к берегам Ганга несёт их златоглавый поток; око чувственного проникает под саван стыдливости чтобы забрать с собой хрящеватый образок девятипалой подковы. Под саван, под саван, туда, где плетут неторопливый узор лученосные черви, где вздуваются под воздействием газа прохладные артефакты внутренностей, где разрастается саблезубым пауком ядовитая звезда гнилонебесия.

«На сегодняшний день, — шелестел клавиатурой Влад, — я смог уяснить главное: не стóит сожалеть об убитом садовнике и о его пережеванной морде. Пережеванная пропеченная с калом, спермой и кровью морда существует независимо от моего желания, однако за мной остается выбор: завернуть её в чёрный бархат и убрать с глаз долой, запомнив лишь запах (волнительный, детский, с кислинкой) — либо, залив прозрачной плёнкой, носить с собой как талисман, как крест, как проклятие.

И так — со всем. Какой бы шар ни прикатил судьбы пьяный кий. Моя очередь бить, а коли так, надо именно бить, а не плакать. Любой удар будет к месту, ибо шар круглый. Любой удар лучше дряхлых сожалений, и пока я не научился двигать шары силой мысли, кий, молоток, меч и бомба всегда к услугам моим безвозмездно. И чем труднее расклад на сукне, тем с большей гордостью готовлю я ход свой, ибо тяжелая участь есть честь, а не горе.

Здравствуй, боль. Я долго ждал тебя, долго звал в гости, долго мечтал познакомиться. Теперь ты пришла… ну что ж, прошу к столу: здесь накрыт для тебя ужин.

Наутро, несмотря на ранний час, проснулся легко.

Позавтракав, проверил ведомости: оказалось — дата ликвидации.

Усыплению подлежала подопытная К.

Сделал необходимые отметки в блоттере, облачился в халат и спустился в подвал.

К. находилась в ячейке № 8.

Влад довольно хорошо помнил её: на вид около 35, жидкие почти бесцветные волосы, худощавая, с тонкими, покрытыми извилинами выступающих вен кистями. К его приходу она еще спала. Эти рельефные вены сейчас очень кстати.

Аккуратно, чтобы не разбудить подопытную, он просунул облаченную в перчатку руку в окошко ячейки, ухватил К. за локоть и, вытянув рывком конечность, защемил специальным зажимом.

Проснувшись и моментально поняв в чем дело, К. обмочилась и забилась в буйном припадке. Голова её со слипшимся в испарине чубом, глухо билась о толстое стекло, что быстро привело к рассечению. Мутные кровавые кляксы не дотекли ещё до нижнего края пластиковой рамы, когда Влад затянул судорожно трепыхавшуюся руку К. двумя широкими ремнями, расслабил зажим и без труда вставил катетер.

Не испытывая желания затягивать процедуру, он повернул клапан и пустил раствор.

Вопли подопытной стихли, она обмякла, привалившись влажным костлявым телом к вымазанному выделениями стеклу, голова запрокинулась, тело трясли конвульсии.

К. умирала долго.

Влад наблюдал, пытаясь понять свои ощущения.

Привычная по прошлым опытам эрекция отсутствовала; зато в груди, где-то на уровне солнечного сплетения, возникла глухая щекочущая тяжесть; пересохло во рту, кожа под резиной перчаток вспотела.

Прошло 15 минут, а тело К. всё еще подёргивалось. Но вот в последний раз скрючились пальцы ног, словно от внезапного укола вздрогнуло туловище, длинная нитка розоватой слюны повисла из приоткрытого рта.

Всё.

Влад расслабил фиксатор, и под тяжестью тела рука К. ушла обратно в окошко.

Он опустил рубильник измельчителя.

Пол ячейки с гудением отъехал, труп провалился в воронку; мягко опустился защитный колпак, и почти сразу заработал двигатель.

Влад выбросил в мусорное ведро перчатки и, не обращая внимания на крики испытуемых в соседних ячейках, в задумчивости проследовал к лестнице. «Всё будет хорошо!» — посетила голову не вполне уместная уверенность.

По дороге на буровую он вспомнил, как умерщвлял своего первого. То был крупный пухлый мужчина по фамилии Вульволобин. Влад приблизился к нему с длинным ножом и был поражен липким острым зловонием, которое испускала жертва всеми своими порами. Несмотря на то, что Вульволобин почти не сопротивлялся, а только слабо скулил, вяло заслоняясь руками, понадобилось нанести не менее 20-и ударов, прежде чем узкое лезвие проскользнуло меж рёбер и насквозь прокололо неистово колотящееся сердце. Вымазанная кровью белая кожа умирающего лоснилась от предсмертного пота, весь он походил на тюленя или крупную свинью.

При помощи гидравлических ножниц старший санитар отрезал голову трупа и упаковал для комиссии. Влад, будучи не в силах справиться с нахлынувшим возбуждением, заперся в туалетной кабинке и быстро сдрочил, забрызгав спермой накрахмаленный подол халата.

Эта острая похоть, охватывавшая его всякий раз перед и во время ликвидации, с годами приелась, утихла; поначалу он подстёгивал её озорными фантазиями, но вскоре плюнул и стал выполнять процедуру с бесстрастностью арифмометра.

На буровой как раз закончилась утренняя летучка; перебрасываясь вялыми шутками, рабочие расходились по местам, а Влад, раздумывая над недавним предсказанием, решил заглянуть в игровую комнату.

Здесь было пустынно, только престарелый лифтер в углу изучал сводку деловых новостей, цедя минералку.

Влад еле-заметно кивнул ему и прошел к Машинке Удачи.

Залогинился, выставил ряды, пополнил счёт.

Трёхтактный перезвон возвестил о начале игры.

Влад метнул «Большое небелое».

Машинка ответила «Кроваво-малиновый посох».

Влад перекрылся.

Машинка упорствовала.

Влад начал вторую дорожку.

Машинка закольцевала полюса.

Влад поимел фотинию.

Машинка отыграла сдачу.

Влад метнул «Скоро нас поглотят черви».

Машинка обнулила вспомогательный ряд и пересчитала остатки.

Влад усилил «Чёрно-зелёный выкидыш» и «Рассмотри поближе клитор».

Машинка пропустила очко.

Влад метнул «Больные упоры».

Машинка перевела на «Лира забвения».

Влад начал третью дорожку: «Жаба дует на пельмени».

Машинка закрыла первую дорожку.

Влад вышел на: «Перестать косить вправо».

Машинка ответила «Перестать косить по центру».

Влад ухмыльнулся: «Большое некрасное».

Машинка досдала и пересчитала остатки.

Влад поковырял в носу и затребовал чек.

Игра не клеилась.

Он вышел в смотровую проверить каналы.

Приземистая ширококостная уборщица стремительными движениями полировала голубоватую плитку.

«Вероятно, это может помочь…» — неожиданно мелькнуло в мозгу.

Влад тронул плечо уборщицы:

— На секунду… пойдемте…

Он завел её за стойку рецепции, в небольшой коридорчик с соковыжималкой, неловко протянул две новых купюры:

— Давай это… по-быстрому… надо снять стресс, понимаешь?...

Уборщица опустила глаза и, едва заметно кивнув, присела на четвереньки.

Влад расстегнул брюки.

Сосала уверенно, в хорошем темпе.

Уже через пару минут простата Влада дрогнула от первой щекочущей волны; а вскоре он, несильно сдавив женщине голову, вгонял раздувшийся в сладкой истоме член ей в глотку. Пузырясь, прорвался из растянутых губ семенной кисель, протёк на халат, закапал на пол. Женщина закашлялась, отстранилась, вытирая слёзы. Влад вытер головку о её волосы, удовлетворенно вздохнул и в развалку удалился в направлении лифтов.

Здесь вновь повстречался ему престарелый лифтер Ж.

— Здравия желаю, Валентин Палч… — улыбнулся Влад, поправляя китель.

— Здоров, здоров, — с неподдельным добродушием Ж. крепко стиснул ладонь Влада, — ну что, попытал счастья?

— Да какой там… так, зашел развеяться, да что-то не пошло… — Влад неспешно шагал вслед за лифтером по техническому коридору; мерное гудение доносилось из-за железных дверей в стенах.

— А я так тебе скажу… — с неожиданным нажимом произнёс Валентин Павлович, — ты свою удачу не искушай. Удача как женщина: её заговорить надо — она ноги и раздвинет.

— В каком смысле? Пример можно? — скептически улыбнулся Влад, припоминая недавнее гадание.

— В смысле антуража. Чтоб не голой техникой, а с душой… чтобы дух твой пёр, а не одно умение… Умение — это хорошо, кто ж спорит… Но сила имеет множество слагаемых, а смог бы ты их все перечислить? Я в своё время практиковал «рогатину» и насчитал их 37 — только основных видов. А есть ещё подвиды силы и «перевёртыши». Есть сила прямая и оборотная, мягкая и твёрдая, кислая и щелочная. Есть разумное расходование волокнистой постепенности, и есть необузданная страсть переступающих мероприятий. В свое время мне повезло: я встретил Учителя. Это было на мелиораторских работах в тверской области. В пересменок поехали с ребятами на станцию за сигаретами и квасом. Велосипеды одолжили у завхоза. И вот когда проезжали лесопилку, Борька, шалопай, возьми, да и свистни. А там собаки: выскочили из-под забора, целая свора — и на нас! Мы — врассыпную. Я крутил педали как бешеный, но за мной увязались два здоровенных кудлатых пса. Они преследовали меня с упорством волков, норовя укусить за ноги. Я был в старых кедах и шерстяных носках. А ведь хотел одеть сапоги, да передумал. Я решил в ускоренном темпе доехать до железнодорожного моста, а там резко соскочить с велика и закидать собак щебнем… да вот беда: по пути надо было пересечь узкий мосток, сложенный из склизких брусьев. Между брусьями щель: туда попало колесо велосипеда… я как в кино кубарем полетел через руль в канаву… собаки — на меня. Но там же ручей — я бросился в воду (хотя при падении колено разодрал в кровь)… Ручей неглубокий, где-то по колено… и вышло так, что я мог бежать довольно быстро вдоль русла ручья этого, высоко поднимая ноги. А собаки, они же мельче, то есть, ниже. Они по дну бежать не могли, могли только плыть за мной, но значительно проигрывали в скорости. Они сначала остервенело залаяли, а потом повернули назад. Я пробежал еще метров 10 и упал от усталости прямо в воду. Но оказалось, что псы решили не сдаваться… они побежали за мной вдоль берега — один справа, другой слева, — и не давали мне таким образом выйти из воды. Там было узкое место — они гнали меня туда, чтобы прыгнуть в воду, а я не смог бы защититься. Я стал подбирать со дна булыжники и швырять в псов, каждый бросок сопровождая мощным криком «Хэсь!». Неожиданно нога напоролась на что-то твёрдое… то была увязшая в иле автомобильная рессора. Я схватил её, выпрыгнул на берег и атаковал одного из псов, норовя разбить краем рессоры череп. Второй пёс бросился на помощь товарищу, но течение сносило его в сторону, так что пока он плыл, я успел изрядно раскровавить гаду морду, а затем особо точным ударом перебил ему ебло, так что зверь завыл и дал дёру. В этот момент из воды выскочил второй кобель…

— Валентин Палч, извини, мне срочно к Ничипоруку зайти надо… потом расскажешь, лады? — Влад остановился у кабинета Ничипорука.

Дверь была приоткрыта, и в образовавшийся проем была видна атласная щиколотка секретарши Анастасии.

Неожиданно Ж. ударил Влада в глаз зажатой в кулаке отверткой.

По чистой случайности как раз в этот момент Влад повернул голову, так что стальное жало сорвалось, пробороздив скальп возле уха. Тотчас старик нанёс повторный удар, но Влад рефлекторно успел закрыться: отвертка прорвала китель, впилась в предплечье. Ж. сначала отскочил, а затем вновь бросился в атаку, нанося хаотические уколы. Влад бросил в него огнетушителем, а затем, улучив удобный момент, резко сократил дистанцию; сковав нападавшему руки, ударил его лбом в нос, швырнул на стоявшее в коридоре кресло (краем глаза он видел спешившего к ним охранника, а также распахнувшуюся дверь кабинета и бледную Настю, дрожащими пальцами набиравшую номер телефона).

От удара кресло перевернулось, и Ж. оказался на полу в полулежащем положении. Влад подобрал огнетушитель и нанес удар сверху вниз, а затем добавил ногами. Старик закрывался, не выпуская отвертку. Подоспевший охранник отпихнул Влада, позволив Ж. подняться. В тот же самый миг лифтёр при помощи расположенного во внутреннем кармане куртки переключателя активировал закрепленный скотчем под подбородком детонатор. Звучно хлопнуло; голова старика исчезла, забрызгав потолок и стены. Туловище еще несколько мгновений оставалось на ногах и, поливая кровью, даже пробежало около 5-и метров с отверткой наперевес, а затем споткнулось о валявшееся кресло и полетело кувырком.

Ощутив тошноту и слабость в ногах, Влад присел на подоконник.

Один из охранников успокаивал секретаршу; второй, придавив к полу обезглавленное тело, вызывал подмогу.

Постепенно коридор заполнялся народом.

Пришли старший механик Неклюдов и буровой инженер Пономаренко. За ними подтянулся начальник смены в сопровождении двух охранников и врача. К отдыхавшему с полуприкрытыми глазами Владу приблизился бур-мастер Николай Шкиц, участливо тронул за руку:

— Ну ты как? Не ранен?

— Плечо задел… и это… на голове тут… он в глаз метил, падло… — Влад рассеянно показал испачканную кровью руку.

— Мда… происшествие… Чего теперь? Возьмёшь больничный?

— Не знаю… не охота дома сидеть… у меня с женой вилы… разошлись, типа того.

— Да что ты… со Светкой?

— С ней, ага… — не испытывая желания продолжать беседу, Влад направился в санузел.

Здесь было прохладно, несильно пахло калом.

Влад повернул рукоять смесителя. Посмотрел в зеркало. Всё лицо в крови.

Снял китель, засучил рукав сорочки. Ранение на предплечье оказалось незначительным. Раковина окрасилась розовым.

«Как странно и быстротечно меняется жизнь… — подумал он, вытирая бумажным полотенцем голову, — совсем недавно я усыпил К., затем эта уборщица… и вдруг Валентин Павлович повел себя неадекватно… Существует ли связь между этими событиями? Сбывается ли карточное предсказание? Или моё подсознание предчувствовало такой оборот, явив позавчера весьма неоднозначный сон, где я выступал в роли некоего Бурмея? Бурмей… это напоминает фамилию. Я точно имел дело с человеком по фамилии Бурмей. Возможно, это был один из подопытных. Вероятно, сновидение является намёком, что я и сам — подопытный, участник эксперимента. И, стало быть, скоро меня усыпят? Или не скоро?.. Подопытный ведь не понимает, что живёт в ячейке. Лишь немногие догадываются о своей участи, и то — за несколько мгновений до… Что если завтра я сам проснусь в ячейке, и руку мою сдавит перчатка невозмутимого санитара? Я предпочел бы быть Бурмеем: на коне и при сабле. Барон посвятит меня в тайну Пророчества, и я узнаю, что ждёт меня там, в непогрешимом разотождествлении.

Жить в ячейке по-своему неплохо. Возможно, для большинства это — самая достойная участь, и они сознают это: ведь до 90% подопытных добровольно подписали условия. Если допустить, что их обманули, то в чем конкретно состоит этот обман? Да и затем: если я добровольно обманываю себя сам, то на ком ответственность? Весь мир — обман. Хитрое наебалово — от рождения до смерти. Мы словно смотрим кино: знаем, что на экране — лишь игра актёров, причем посредственных, но сюжет затягивает, а альтернатива неясна… А если мне наскучил этот занудный фильм, никто не держит: выход рядом. Отчего же продолжаю я сидеть в кресле?

Лень? Страх? Безволие? Нежелание расстаться со сладкой иллюзией? Всё это вместе не даёт мне покинуть зрительный зал. И еще — надежда увидеть что-то свежее, интересное, неожиданное… Надежда покинет зал последней: под тихие аплодисменты невидимого режиссёра медленно пройдёт она вдоль рядов опустевших кресел, а на выходе — присядет помочиться.

А заодно и посрать. Вот так запросто: задрав зелёное платье, зажмурится и навалит с маслянистым потрескиванием богатую кучу и поссыт еще сверху прерывистой струйкой.

Суждено ли мне стать очевидцем этой сцены и наброситься на неё, опроставшуюся, с неистовым стояком, завалить прямо на пол, засадить и дрючить, дрючить, дрючить, похотливо щерясь, вдыхая всей грудью аромат свежих испражнений и, приближаясь к финальной конвульсии, шептать слипшимися от кислой слюны губами: жив… жив… жив… жив…

Есть выражение «любитель острых ощущений», однако многие не знают, что если речь идёт об острых ощущениях, в дело вступают профессионалы. В самом деле, мы все живём просто на разных уровнях этой остроты. Сев за руль спортивного купе, вы вряд ли поедете в правом ряду. Только отчего-то принято считать, что острота ощущений — это прыгнуть под грибами с парашютом. На самом деле, не только это. Есть, конечно, спорт, и садо-мазо. Но возможно и путём самых незатейливых процедур добиваться неожиданно высоких результатов. Например, если речь о сексе, намордник и плётка вовсе необязательны. Богатейший спектр переживаний можно получить от самого обычного адюльтера. Но, разумеется, если исполнитель — человек реально горячий.

Можно, к примеру, влюбить в себя женщину, и позволить себе увечься ею до потери памяти, писать ей стихи, при каждой встрече дарить розы, баловать без меры по-всякому, а потом постепенно надоесть ей своими ухаживаниями — и подстроить, чтобы она изменила, и ревновать её, разумеется, до безумия, подкараулить их тёпленьких, устроить сцену с жёстким запугиванием, накуренными ночами разрабатывать планы мести с обливанием лица кислотой, похищением ребёнка, применением гладкоствола; можно даже претворить кое-какие из этих планов в жизнь, пойти по статье, потом откупиться, работать за долги, пристраститься к релаксантам, запить, бросить, пытаться зарабатывать на жизнь продажей собственной любительской живописи, посещать клуб йоги, избегать общества женщин, снова уйти в запой, лежать в больнице, после больницы пристраститься к героину, переламываться в поездах дальнего следования, думать о самоубийстве, затем наглухо уйти в религию, снова оказаться в стационаре, сбежать оттуда, скрываться, едва не загнувшись от воспаления лёгких, проснувшись с похмелья на лавочке, стать свидетелем перестрелки между налётчиками и инкассаторами, неожиданно завладеть крупной суммой валюты, снять номер в гостинице, купить дорогую одежду, арендовать представительское авто, снимать дорогих шлюх, внезапно уехать в глушь со скромным чемоданом, жить на безлюдье отшельником, питаясь огородом и потребляя воду из колодца, в свободное время тренироваться в хождении по натянутому между двух столбов стальному тросу, постепенно начать давать выступления в местном цирке-шапито, упасть, сломать позвоночник, быть прикованным к постели без движения на гиревых растяжках, увидеть во сне астронавтов и попросить их помочь уйти из жизни, слышать звук электродрели, при помощи которой астронавты собираются исполнить просьбу, проснуться в жидком дерьме, заплакать, проснуться снова, вздохнуть, почесать яйца, вяло выбраться из кровати, шлёпнуть по жопе спящую жену и устало пройти к умывальнику.

Всё это так, да только жены теперь нет: ведь я убил её, растворив тело в ёмкости с едким натром…»

master@pepka.ru