Обходчик – 01

Они обнялись.

– Ну что, всё готово? – обходчик озабоченно сверился с часами, – Где трупаки?

– Щас… – Жалюзи волоком затащил в тамбур пластиковые мешки с трупами Антона и Марины Валентиновны.

Мешки открыли.

Трупы были без одежды. У трупа Антона отсутствовали уши и руки. У трупа Марины Валентиновны отсутствовали руки и ноги ниже колен.

– Установите мертвых на места машиниста и помощника, – распорядился обходчик, – и крепко притяните к креслам ремнями. А вы, Паразит и Жалюзи, готовьте громоотводы.

– Мы будем ебать этих несчастных? – с фальшивой плаксивостью спросил Паразит, расстегивая брюки.

– Да, потому что только мёртвые могут привезти нас в Ад. И только мёртвые могут вести этот поезд.

– А куда их ебать? – спросил Жалюзи, ощупывая грудь Марины Валентиновны.

– Не имеет значения, – обходчик достал из-за пазухи завернутые в целлофан уши Антона и извлек их, – Можете в рот, можете в жопу… А можете прорезать отверстия и сотворить пизду себе по душе.

– Вот это мысль! – обрадовался Жалюзи.

– Мы выступим в роли творцов, снабжая человеческие тела новыми органами! – восхитился Паразит, обнажая лезвие.

Капитан Кук тем временем взял у обходчика уши и стал растирать их на специально припасенном куске оргалита. Уши оказались высохшими и легко раскрошились.

Борис Борисов извлек из рюкзака Татьяны кальян и поставил у ног Людмилы Домино.

Людмила присела над кальяном, подобрав края платья. В стеклянной колбе зажурчала струя мочи.

Паразит и Жалюзи тем временем овладели трупами Антона и докторши, используя прорезанные ножами отверстия.

Капитан Кук раскурил кальян, затянулся и передал обходчику.

Обходчик затянулся и передал Борису Борисову.

Борис Борисов затянулся и передал Людмиле.

Людмила затянулась и передала Паразиту.

Паразит, покачивая тазом, затянулся и передал Жалюзи.

Жалюзи, покачивая тазом, затянулся и передал Бучило.

Бучило затянулся и передал Капитану Куку.

Капитан Кук затянулся и передал обходчику.

Обходчик затянулся и передал Борису Борисову.

Борис Борисов затянулся и передал Людмиле.

Людмила затянулась и передала Паразиту.

Паразит, покачивая тазом, затянулся и передал Жалюзи.

Жалюзи, покачивая тазом, затянулся и передал Бучило.

Бучило затянулся и передал Капитану Куку.

– Бучило довольно, – сказал обходчик.

Бучило отрыгнул.

Капитан Кук затянулся и передал обходчику.

Обходчик затянулся и передал Борису Борисову.

Борис Борисов затянулся и передал Людмиле.

Людмила затянулась и передала Паразиту.

Паразит, покачивая тазом, затянулся и передал Жалюзи.

Жалюзи покачивая тазом, затянулся и передал Капитану Куку.

Капитан Кук затянулся и передал обходчику.

Обходчик затянулся и передал Борису Борисову.

Борис Борисов затянулся и передал Людмиле.

Людмила затянулась и передала Паразиту.

Паразит, покачивая тазом, затянулся и передал Жалюзи.

Жалюзи покачивая тазом, затянулся и передал Капитану Куку.

– Всё, – сказал капитан Кук, и поезд въехал в тоннель.

Лампы в вагонах не загорелись, так что всё погрузилось во мрак, лишь светился фосфоресцирующий лак для ногтей на пальцах ног Людмилы Д.

– Я щас кончу, – подал голос Жалюзи.

– Тоже спускаю… – закряхтел Паразит.

– Вы крепко привязали трупы? – спросил обходчик.

– Крепко, крепко, – кивнул Борис.

Раздались стоны и рычанье Паразита и Жалюзи. Людмила при этом захихикала.

– Чего смеёсси, дура? – спросил её Капитан Кук, сплевывая шелуху от семечек.

– Я тащусь, как вы, мужики кончаете. Особенно когда повизгивать так начинаете и постанывать как баба. И сперма чтоб как из шланга – фок! фок! фок!

– Свет появился! – воскликнул обходчик, – Свет в конце тоннеля!

Все повернулись в сторону кабины.

Да: через лобовое стекло поезда, словно одинокая звезда в ночном небе, забрезжил свет.

Очень скоро звезда эта превратилась в Луну, вышедшую из-за туч, и Луна эта росла и ширилась, мерцая странным, холодным заревом.

Еще пара секунд – и поезд выехал из тоннеля наружу.

Все как один приникли к окнам.

Местность, проносившаяся за стеклом, представляла собой пустынную долину, покрытую белой светящейся дымкой. Этот дымок перемещался над землей под действием ветра, образуя волнистую рябь и мелкие смерчи. Небо было багрово-черным, но неясный источник света ровно освещал всё вокруг.

– Это что, снег? – спросила Людмила.

– Пепел. – отозвался обходчик.

– А отчего он светится?

– А отчего светится лак на ногтях твоих ног?

– Не знаю… – потупилась Людмила.

Поезд замедлил ход. Впереди показалась платформа полустанка.

– Не останавливайтесь! – крикнул Борис Борисов сжимавшим рычаги мертвецам в серебряный рупор, и те синхронно кивнули в ответ.

Они смотрели на проносившуюся за окном платформу.

Платформа была пуста, только в самом конце у перил лестницы как будто бы промелькнула фигура человека в инвалидной коляске.

– Название запомнил? – спросил обходчик.

– «Земляничная», – отозвался Капитан Кук.

– Мы что, уже в Аду? – спросил Жалюзи.

– Да, сейчас посмотрю схему, – обходчик достал из-за пазухи свернутую карту и разложил на скамье, – Где это «Земляничная»? Не вижу…

– Вот, – Борис указал на зеленую точку на карте, – Только не ясно, в какую сторону мы едем: в Низины или к Большому Молоту?

– Если в Низины, то следующая остановка будет называться «Дробь», – сверился со схемой обходчик, – А если к Большому Молоту, то «Воробьиные головы».

– Пусть притормозят перед следующей…

– Осс.

Людмила сняла босоножку и понюхала внутри. Из соседнего вагона доносились надрывные вопли пассажиров.

– Чего это они? – спросила Людмила.

– Мало кто выдерживает напряжение Ада, – отозвался обходчик, – Часто Ад резонирует с внутренней структурой человека таким образом, что тот либо умирает, либо в ярости кидается на своих ближних, стремясь убить, искалечить насмерть. Часто в жертву выбирают себя самого и при помощи подручных средств совершают самоубийство. Думаю, в данный момент больше половины пассажиров выкинулось из окон.

– А они на нас не набросятся? – Люда опасливо покосилась на дверь.

– Исключено. Мы в волевом коконе, – успокоил её Борис Борисов, – Главное – чтобы мы сами не попались на губительный соблазн Преисподней… Не потеряли контроль и разум. На измену, как говорится, не высели…

– Ой… А я, кажется, чувствую что-то… – Людмила снова понюхала босоножку, – Что-то… не то. Что-то страшное!…

– А ну, прекрати сейчас же! – строго посмотрел на неё обходчик, – Ты что из себя пионерку строишь? Мы все здесь являемся сгустками несгибаемой Воли: никто и ничто не может управлять нами!

– Не ори на неё, хуже будет! – перебил его Борис Борисов, – Лучше отвлечь чем-то… Поговорить с ней, чтобы она успокоилась… Люд, ты как? Нормально?… Хочешь, сын газовщика расскажет тебе про Ад: как оно там?

– Х… Хочу, – бледными губами шевельнула женщина, поднимая глаза на обходчика.

– Я, собственно, мало что могу рассказать, – отозвался тот, после паузы, – ведь я так давно там… то есть, уже здесь, не был… Тридцать лет прошло без малого. Понимаете, когда ты в Аду, всё как во сне… но в таком, ярком, подробном сне… но сразу забываешь, что только что было, понимаете? Воспоминания детства, они словно кусками нарезаны… Как кадры из фильма, отрывки какие-то смутные…

Я помню город, площадь у набережной. Высокое здание, квадратное какое-то, с белыми стенами и маленькими окнами… на крепость похоже. И небо тёмное, но светло, как днем. И я шел вдоль воды. А слева возвышался замок. Чёрный замок с желтыми светящимися окнами. То есть, это тоже было здание, но оно выглядело как замок, понимаете? Там были башни… И мимо меня проносились прохожие. Они все были на странных велосипедах: я нигде таких не видел. Разноцветные, и странных конструкций. Некоторые, по-моему, деревянные. То есть рама из дерева, и краской покрашена… я подумал: как же так, рама из дерева? Она же сломается от таких нагрузок. Но живое дерево не ломается… Ствол растет ввысь. А тот человек сидел верхом на дереве и рос вместе с ним. Но дерево лежало на боку – и он двигался. И еще многоколесные велосипеды. И многоместные. Велосипеды с резиновым мотором, велосипеды с ручными педалями… велосипеды с крыльями, с трещотками, с вениками… И ни одного одинакового. Это был город изобретателей велосипедов. И он чем-то напомнил мне Амстердам.

О, Амстердам, в твоих водах
Неразличимыми стаями
Спят неоткрытые тайны
Прошлого гнойных седин.
Все твои сны – не случайны.
Все твои мысли – отчаяние,
Полчище мерзких уродов
И черножопых блядин.

И я помню женщину с бокалом коньяка на веранде одинокого кафе у пристани.

Женщина в белом воздушном платье (чья-то невеста?) – сидела за столиком, и туман серебрил её. И я подумал, может, ей холодно? Что, если я подойду и согрею её? У меня получится лучше, чем у коньяка.

Я стоял и смотрел на неё. И я решил: если она посмотрит на меня, в мою сторону, я обязательно подойду. А если нет – пойду дальше.

И я стоял и ждал, а женщина мелкими глотками пила коньяк и смотрела на воду.

И я стоял так… долго, очень долго, а мимо проносились люди на велосипедах, которые они изобрели для себя сами.

У каждого – свой собственный, неповторимый.

Я видел велосипеды с дудками, и велосипеды, разукрашенные фальшивым золотом и звериными шкурами. Видел убогие, криво собранные велосипеды, гремевшие во время езды, словно банка с шурупами. Видел изящные, словно парящие на некоторой высоте конструкции, которые выглядели столь хрупко, что невольно отскочишь, если приблизится. Были велосипеды с мощными толстыми колесами, высокие, с множеством светящихся ламп. Были с совсем маленькими колесиками, словно тележки в супермаркете. Видел несколько штук с одним колесом. Настоящим циркачом надо быть, чтобы проехаться на таком. Видел велосипед с квадратными колесами. И с треугольными. И даже велосипед без колес.

А она все пила коньяк и смотрела на воду.

И я подумал: что за женщина! Ни до чего ей нет дела. Сидит себе, и ждет чего-то. И если спросить её: «чего ты ждешь?», она поднимет озорные глаза, улыбнется, сверкнув полоской зубов, и, отставив бокал, ответит: «Тебя!»

Тебя!
И руки – словно грабли.
Гребут опавшую листву.
Тебя!
И рассекает сабля
Многозалупую кисту!
Тебя!
И в поле пчеловоды
Выводят жертвенную дичь.
Тебя!
И замерзают воды,
Чтобы во льдах мечту постичь…
Тебя!
И трепетные руки
Твой хуй нащупали уже.
Тебя!
И голос этой суки
Ты вспоминаешь в неглиже.
Тебя!
И гондольер усталый
Веслом как хуем помахал.
Тебя!
И зашумели травы,
И вспыхнул радостно напалм!…

– Молись, гад! – Паразит приставил зазубренное лезвие к горлу Жалюзи, а тот защищаясь, и несколько раз пырнул Паразита своим ножом в ребра.

– Что вы делаете, идиоты! А ну, назад! – закричал в серебряный рупор Борис Борисов, но Жалюзи напрыгнул на него с ловкостью обезьяны и вспорол несчастному брюхо от паха до сердца.

– Мочи его! – капитан Кук выхватил Beretta и выстрелил Жалюзи в голову три раза.

– Гад! Гад! Не трожь! – выскочил из-под лавки Бучило и несколько раз пырнул Капитана Кука заточенным напильником в правую почку.

Лезвие напильника было смазано конским говном.

– Вы что? Вы что творите? – возмущенно вскочил обходчик, пытаясь отодрать окровавленные пальцы Кука от горла Бучило.

Бучило извивался и наносил всё новые удары шилом.

Капитан Кук хрипел, разламывая хрящи его гортани.

Обходчик схватил валявшуюся в проходе кувалду и ударил Бучило по голове, размозжив её как гнилую дыню.

Затем он ударил кувалдой по спине Капитана Кука, и тот рухнул с переломанным хребтом на труп Бучило.

Паразит дергался еще в конвульсиях.

Жалюзи лежал неподвижно.

– Жаль, что не удалось мне обзавестись достойными соратниками в моём полёте в пропасть, – молвил обходчик, изгибаясь в медленном танце, – Лишь безмозглая самка осталась мне в компаньоны. Но разве не достаточно мне себя самого? Разве к друзьям питаю я слабость? И в одиночку смогу я пронзить эту гущу. Запретное знание дало богатые всходы: что горевать о потерянном семени? За мной пойдут еще многие. И песню эту подхватят голоса нового поколения отчаянных. Не сдаваться: вот главный зарок Воли. Перед собою я чист, и нет сожаления в душе моей, нет скорби о великих потерях. Бризом морским я промчусь над просторами Космоса, и звезды безумия укажут мне путь!

– Андалусия, – произнесла Людмила.

– Что? – обходчик покосился на неё, плавно вальсируя вокруг трупов, – Ну что же… Давай попробуем еще раз!

Мастер Пепка

 

 

<--PREVNEXT-->