– Берем белый зуб, а потом черный… белый, черный… черный, белый… черно-белый… – говорил отец, расчехляя саблю и делая несколько пробных ударов по воздуху, - Телевизор черно-белый. И по экрану голубому маленькие человечки бегают… туда-сюда снуют… Восторг, бля!… Так, а теперь ты нам нужен голый. Раздевайся!
Антон быстро скинул плащ Бэтмена и подпрыгнул, мотнув вставшим хуем.
Обнаженная Татьяна лежала на животе, руки и ноги привязаны к массивным деревянным столбам. На её голову натянут был ажурный чулок, пропитанный спермой мутанта. Надышавшись этой спермы, Татьяна дурела в лютом экстазе бесчувствия.
Что ей терять и на что надеяться?
Теперь, когда вскрытые вены развлекают тёплыми струйками, щекотят. Щи котят. Кис-кис, котятки. Муррр…
Её гладили, как кошку. Но кошка холодна: течет лишь раз в год. Всего один лишь только раз цветут сады любви у нас… Один лишь раз. Один лишь раз…
– Вот жир из ягодиц матери, – отец протянул кружку, Смажь им ей задний проход и приступай! Будешь ебать её по-богатырски. А иначе ты – не сын мне, а так, недоразумение. Мужчина – запомни – только тогда мужчина, когда бабу кончить заставить может. И не один раз, а пока она не ляжет в раскорячку и не запросит пощады. Долбить её хуем до изнеможения, и так, и сяк, и этак… И рачком, и ноги на плечи, и сверху на хуй её посадить обязательно… И слюни проглотить её вязкие… Е! И пиздень языком замучать… Да, я люблю нырнуть в пилотку, и что? Кто не любит этого, тот просто бесчувственная тупая сволочь… А ты как думаешь?
– Пап, ну я вообще слышал, что в пилотку считается западло… То есть, по понятиям считается, что ведь в пизду хуй вставляют, так? А ты потом это место – языком. То есть, лижешь место, где был хуй. Значит, ты хуй лижешь. Значит, пидор.
– И что же, пизда, выходит, всё равно как гадость какая, что до неё только хуем можно дотрагиваться? – нахмурился отец, – Что-то это мне сильно напоминает христианские суеверия… У кого хуй невелик, всегда еблю опорочить пытаются. Потому что слабаки. До ебли слабые. Не ябливые совсем. Кто не может, тот всегда опорочить пытается… Например, ты можешь взглядом перемещать предметы, а они не могут… А чтоб никто не мог, они скажут, что это бесовство…
– Ну, пап, это ты слишком примитивно рассуждаешь! – хохотнул Антон, – Мне кажется, тут глубже… гораздо глубже…
– Ты давай, не рассуждай! Дело делай! – завизжал вдруг на него отец, махая саблей, – Ишь, нашелся, рассудительный какой… Такие вот рассуждают, рассуждают, а потом вдруг по-пьяни просят хуй пососать. Знаем мы таких… Видели… Еби её давай, да посочней! А когда она начнет кончать, я срублю ей голову.
– А если первым кончу я?
– Тогда я срублю голову тебе, – улыбнулся отец.
Антон взял кружку и тщательно смазал жиром анальное отверстие Татьяны, а потом головку своего пениса. Поставил кружку на пол. Зашел к помосту, приноровился и стал вводить пенис Тане в прямую кишку.
Продвигалось с трудом: дырка была узкая.
– Поднатужься, будто срешь! – кричал ей Антон, но Татьяна не слышала.
Видно, задумалась.
О своем, блядь, о девичьем, ага…
– Ладно, Тань, ты как хочешь, а я погнал! – с этими словами Антон, которому вынужденная осторожность давно претила, с силой загнал свой кнехт Тане в жопу.
Та застонала, затем выматерилась.
Антон выпустил газ и проворно задвигался.
– О, демоны, вас призываю я: слетайтесь на пиршество плоти, – запричитал отец, шагая вокруг совокупляющихся и размахивая жезлом из человеческих костей, – Мы готовим вам ценный подарок, мы готовим вам жертву! А жертва эта – не простая.
Как всё непросто в этом мире…
Как всё, однако, нелегко…
Мы слышим музыку в эфире,
И помним множество стихов,
Что с детства в память просочились
И долбят мозг, как детский хор.
Детишки те – давно почили,
Но вонь – осталась до сих пор.
Принюхайся: гнилые дети
Тебя в свой смрад манят, хитры!
И побредешь, как вол под плетью
На зов детей умерших ты.
Но кто убил детей поющих?
Кто оборвал их сладкий вой?
Меня трава, в натуре, плющит,
Но не заухать мне совой.
Не закричать чумною птицей,
Не отпугнуть вертлявых змей!
Не стану кушать кал сестрицы,
Не съем из печки злых камней!
Что, приуныли? То-то ж, суки…
Ебать вас в сраку, в глаз и в рот…
Восставший хуй ласкают руки,
Дроча головку взад-вперед.
Вперед и в зад. Туда-обратно.
И, лица в ярости скосив,
Кричат бойцы тысячекратно:
– Да здравствует!
Лесной! Массив!!
И – в лес. Нестройною толпою
Бредут, дымя стволами труб.
Их сладким ядом дурь напоит,
Их расцелует смрадный труп.
И слезет кожных плащ покрытий,
И кровь польётся, как вода…
Придите, демоны, придите!
Вот ваша жертва!
Все – сюда!
Слетайтесь, демоны!
О!
….
О!
…
О!
..
О!
\. | . \. _ \. | . \. \.
/. ’ ( | . ‘ () /. / /. ‘ 0 | . * ( /. * ( /. “ ()
<демоны уже здесь>
