Не дури, не дури, мальчик… что ты, что ты… обожрался впервые раз в жизни? Впервые в жизни обблевался в электричке? В скором поезде «Москва-Симферополь»? Пропустите его. Пусть идет, если сможет.
Вечность сырыми мётлами выметает шелуху из головы моей. А в глазах так много ушедшего, пусто-пропащего, сигнализирующего, святотатствующего. Так много желания. В глазах, в них-то вся соль!
Пердеть-то мы все умеем! Вот состаримся – будем пердеть. Куда от этого денешься? Придется пердеть, ничего не попишешь… Слышишь?
Короткие загоны пулеметными очередями мозг ваш усталый буравят безумно? Не буравят? Сломали сверла? Победитовые сверла об мозг сломали? А может, плохое сверло, подделка китайская? Победит хуево был наклеен?… Нет? Ну, тогда я вас поздравляю. Хороший у вас мозг. Пуленепробиваемый.
– Дядя, одолжи пуленепробиваемый мозг!
– Ты еще откуда здесь взялся? А-ну, пошел прочь!
Извините, господа… замечтался. Забыл, что иду не в Лондоне по Риджент-стрит, и не в Амстердаме по Дамраку. И даже не в Париже по Авеню де ла Гранд Арме. А где? Правильно. В городе-герое Волгограде.
– Да ты был хотя бы в Волгограде, ты, масон?
– Ты еще откуда здесь взялся? А ну, пошел прочь!
– ?
– !
– ??!!??
– !!!!!!!…!!!
– !!,,,, ! …!!!???!!!
– !*! !*! !*!
– ?!;!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! … … …,
– ,,,,,,,,,,,,,,!!!,,,,!!*!*!*!*!*!*?
– ,.,,, !. .. ;;;!!!;;;*?!
– ?… !,?:,.!*
– +
–
,
-
-
+
У лукоморья жук зеленый?
Это, пожалуй, ближе к реальности.
А то дуб.
Дуб зеленый?
Где ж ты видел дуб зеленый, Александр Сергеевич?
Дубы-то, они по большей части коричневые!
А вот жук зеленый – это не редкость. Кругом полно зеленых жуков.
Навозники, долгоносики, трупоеды, пиздогрызы, глазожуи, очкоразрывники, мозгосушители, спермоклюи, костоеды, ногтеломки, чешуйчато-хуие, веснушчатые, гробокопатели, говностроители, душители блядей (да-да, это жук такой!), кровососы, яйцееды, чернозаёбики, черножопики, засосники, угрызки, мерзотнички, труханы, красноголовчики… да мало ли еще каких жуков на свете!
А я так жалею, что не выебал свою сестру, когда мог!
Испугался.
Инцест, хуё-моё.
А зря.
Пиздато б поеблись. Жарко.
Жаркая поебка, папироса, да «маузер», что еще для счастья нужно?
А сестренка подросла – высший класс. Станок породистый, мощный. Сиськи наливные. Жопа – масло. Икры рыбками. И пяточки апельсиновые!
Так и ебал бы б её, чтоб все в поту, скользкие, и слюней гирлянда липких чтоб.
И мне похуй, что она мне – сестра родная.
И ей тоже похуй.
…
Зря я так матом ругаюсь, наверное?
Как десятиклассник какой-нибудь с пятнами спермы на контурных картах.
У десятиклассника всё впереди, все пути-дороги открыты… И кажется ему: жизнь бесконечна! И вдруг – опа: заходят два мускулистых дяди, избивают его, подвешивают за руки на трубу. Отрезают ножницами для жести хуй и яйца. А потом – на руках и ногах пальцы. Ебут его гвоздодером в жопу. Отрезают губы, нос, уши, выкалывают глаза…
И при этом – ни слова матом.
Исключительная вежливость.
– Не соблаговолите ли передать шильце?
– Шильце? Ах, всенепременно… Держите на здоровье. И пассатижи в придачу.
Ну, как ощущения, парень?
Уже не кажется, что вся жизнь впереди?
То-то.
И даже если он теперь выживет, то как он на людях-то покажется?
Пальцев нет, губы и нос отрезаны, слепой, без ушей, весь в шрамах, в язвах гноящихся?
Я уж не говорю, что между ног у него – полное месиво. Срет и ссыт через трубку.
…
А это, кстати, было бы и нам удобнее – через трубку-то ссать и срать.
А то все эти проблемы с гигиеной… все время мешаются: кал портит секс, специальные помещения для туалетов, запреты, штрафы, чьи-то рас… терзанные судьбы.
А так – была бы трубка. Где-нибудь бы из-под мышки торчала.
А говно и моча скапливаются в специальном резервуаре, очень большом и эластичном. И специальными мышцами по типу жевательных тщательно перемешиваются в однообразную коричневую кашицу.
Когда эти мышцы у человека задействованы, кажется, что он задумался.
На самом деле нет, он просто перемешивает внутри себя говно с мочой.
Но вот он решает: пора!
Вынимает из-за пазухи трубку, отвинчивает колпачок, создает при помощи дополнительной спинной диафрагмы повышенное давление – и выметывает из своего резервуара мощную струю жидких фекалий.
Потом аккуратно промывает конец трубки под шлангом, заворачивает колпачок, загибает трубку в карман – и идет себе дальше.
И никаких проблем.
Вот они, горизонты генной инженерии!
Унитазы отменяются.
Зачем теперь унитаз, если у каждого в доме установлен маленький канализационный шлюз, к которому специальным разъемом можно подсоединить свою трубку и аккуратно слить нечистоты напрямую?
Значит, туалет вовсе не нужен: канализационный шлюз выходит в ванной: чтобы периодически мыть, в случае чего.
А против запаха там специальный фильтр, ну и сифон обычный.
Ну, можно и в ванну, да и в раковину всё слить в крайнем случае.
И вот, освобождаются новые жилплощади. На целых пять, а то и все десять метров становятся больше квартиры. Счастливые семьи. Улыбчивые дети.
Но не такова унитазная мафия.
Она свой кусок – сдохнет, но не отдаст.
Как же, запретить унитазы…
А что если и вправду запретить?
Сразу запретное станет очень заманчивым.
Все втайне будут мечтать купить унитаз, но на деле будут бояться.
Но некоторые безрассудные, конечно, осмелятся.
Хорошо тогда погреют руки продавцы унитазов.
Но это – дело будущее, а у нас за окном покамест – день нынешний, так обратим же к нему свои взоры, братья!
…
Между двух соленых губ
Свой язык просунь, мой друг.
Аромат вдохни чумной:
Это снова не со мной?
Нет, со мной! Лизни же щель:
Съешь солёненьких лещей.
Съешь: нектар её богат.
В каждом рае – новый Ад.
С каждым часом всё быстрей,
С каждым шагом – всё пестрей.
Дурь могуча: спору нет.
Кто ж мне сделает минет?
Никого вокруг…
– Ау! –
Я минетчиков зову.
Хуесосов заводных,
Расхитителей казны.
Поманю на хуй свой я:
– Ну, иди ко мне, свинья!
Ближе, киска. Ближе, блядь!
Хватит мозг мой обновлять!
Он и так – вполне хорош,
И проворен, словно вошь.
Вшивый мозг, источник зла,
Всем молиться приказал!
Гей, славяне! Кто не трус?
Кто подымет этот груз?
А славяне – ни гу-гу…
Я что ль дурням помогу?
А зачем? Себе дороже.
Жизнь с людьми поступит строже:
Закует их в кандалы.
Эй, вы, кони удалы!
Мчите, мчите вы вдоль леса,
Словно вы во власти беса,
Словно вы, гния исподним,
В гости к нам из Преисподней!
Преисподняя моя,
Родина-мамаша,
Ты ль послала мне коня,
Что коней всех краше?
Он летит, мой добрый конь,
В голубые дали.
Ты его за хобот тронь:
Зазвенят медали.
Ты его за хуй возьми,
Попроси спеть песню.
Ты сосок его лизни,
По мошонке тресни.
Запоет бродяга-конь,
Запоет, завоет…
Ты мне душу упокой:
Сучка сучку моет.
Моет, кроит и зовет,
Сучка сучку «сучкой»,
Вновь удушенный залёт
Маскируя скучно,
Скаля рот сосущий вширь,
И пыхтя игриво:
– Мне милей ты всех мужчин!
Ты ебёшь как диво!
…Ты ебёшь их, и ебёшь,
Ну, а им всё мало.
Скуден спермы твоей дождь,
Хуй – как из крахмала.
Ну, а сучки – всё наглей
На тебя влезают.
Жар пизды – как жар углей:
Посмотри в глаза их!
Там – их мертвенная пасть
Манит, словно пропасть.
Там – желание упасть –
И припасть на лопасть.
Там – желание служить,
Упиваясь властью.
Там – пыжи и этажи,
Да с козырной мастью.
Удержи себя в руках,
Проходи, не мешкай!
Видишь? Птица в облаках,
Словно Белоснежка!
Словно Белая Вдова
С красными очами.
Словно время отдавать
И звенеть ключами.
Словно зимнею порой
Сани снегом мчатся…
Знает всадник: за горой
Суждено скончаться.
Но не в силах удержать
Он коней ретивых!
Эх, ебаться – не рожать:
Не сменить мотива.
Не сменить и мне коней:
Переправа близко.
Мне не спрыгнуть из саней,
Обосравшись склизко.
Мне былого не вернуть
Трепетные дали.
Мне с дороги не свернуть,
Отпустив педали.
Да, у каждого свой рок,
А любовь – подавно.
Кушай с ядом свой пирог,
С мыслями о главном.
Кушай, кушай… Час придет.
Прозвенит будильник.
Новых дней кровавый дёготь,
Ядерной рубильни.
Красный свет. Прохода нет.
Стойте, пешеходы!
Кто мне сделает минет?
Кто мне примет роды?
Красный свет. И мы внутри
Материнской матки.
Это памятью витрин
Бьют мне под лопатки.
Это жвачкою живой
Гной мне рот полощет,
Это снова – конский вой
Треплет мои мощи.
Это кони снова мчат!
Сани мои сани…
Ночью тёмной я зачат
В танке с парусами.
Я умру кипучим днём.
Я умру с улыбкой.
Я остался при своём,
Золотая рыбка!
:-Ь
…
Но пора уже возвращаться к нашим героям: пока мы отвлекались на окружающих людей и сантименты, обходчик со своими сообщниками захватил поезд, пробравшись в кабину к машинисту.
В кабине находился сам машинист, Анатолий Прыщ, и его помощник Степан Торчилов. Оба были убиты наповал членом тайного общества «Некроспектр» Борисом Борисовым с помощью зеркального излучения.
Этот опасный феномен изучался тайными кланами с целью получить возможность устранять соперников вне прямой зоны видимости.
При помощи лобковой кости 45-тилетней женщины, удавленной во время магического ритуала «Красной Перхоти», Борис, стоя в тамбуре головного вагона, сконцентрировал фантомный стробоскопический отражатель, который наподобие прозрачной дисковой пилы повис перед лобовым стеклом кабины машиниста.
Анатолий и Степан, ведшие мирную беседу о спорте, увидели вдруг прямо перед собой свои отражения, как бы объятые искрящимися ореолами. Практически синхронно они протянули руки навстречу, и тотчас электричество из проводов выскочило и зажарило их, словно бараньих хрящей!
Борис в тамбуре усмехнулся, почуяв запах паленого.
Он раздвинул двери и зашел в вагон.
На первой скамье лицом к окну сидел еще один сообщник обходчика, Капитан Кук, имевший вид молодого мулата в милицейской фуражке.
Рядом с Капитаном Куком сидела его главная пассия Людмила Домино. Она была в сексапильном платье с открытой спиной и рюшами.
Из двери напротив, ступая как пьяный, вышел обходчик.
Он словно бы состарился на пару десятков лет, и выглядел высохшим, больным и подурневшим. Одет как бомж, обходчик вымаслил вагон полуторатонным взглядом и приблизился к улыбавшемуся Борису.
Вслед ему шли двое прирученных клонов: Паразит и Жалюзи.
Паразит был жёлт и весел, Жалюзи же – лыс и мрачен.
Борис сотворил заклинание и убрал отражатель.
Затем он открыл дверь кабины машиниста специальным отжимом. Ему ассистировал верный Бучило – семилетний ребенок-мутант с железными зубами и дрелью.
В кабине тлели обугленные трупы Степана и Анатолия.
Обходчик быстро вошел в кабину и при помощи Кука выволок мертвецов в тамбур.
Сам он сделал знак Борису и Паразиту, и те вошли в кабину, причем Паразит сразу принялся распаковывать принесенную в рюкзаке звуковую аппаратуру.
Они подключились к громкой связи, и вскоре все оставшиеся в живых пассажиры поезда отчетливо услышали доносящуюся из динамиков музыку. Музыка была на удивление чистой, и звучала все громче и громче, так, что вскоре вобрала в себя грохот и стук колес, как вбирает в себя бинт кровь из раны.
Многие узнали эту музыку: то была мелодия из старого советского кинофильма «Новогодняя ночь». Героиня фильма пела песенку про пять минут, которые остались до Нового Года (а возможно, и до твоей смерти, читатель).
И вот, словно в подтверждение воспоминаний, нежный голос Людмилы Домино влажно запел из динамиков:
– Я стоял на перекрестке ровно пять минут,
Потому что знал, что здесь яиц не мнут:
Если ты решился, сопли прочь, и марш вперед!
Час настал отправиться в последний свой полет.
Час настал: целуй жену, седлай коня,
Чтобы навсегда уйти на…
– Зов Огня! Зо-ов Огня-а-а!! – страшным, словно раздирающим лёгкие голосом подхватил припев обходчик, мгновенно погружая пассажиров в глубокий приступ кататонии, – Зооов! Огняааа! Зооов! Огняааа! – и они продолжили с Людмилой хором:
– Миг промчится пулей сквозь прозревший мозг;
Не заметишь, как в бреду проскочишь этот мост.
Оглянуться не успеешь: как во сне…
Набирает поезд скорость: здравствуй, Смерть!
Страх долой! При свете молний ночь светлее дня!
Поезд нас несет сквозь тьму на…
– Зооов Огняаааа!! Зооов! Огняааа!! – надрывно завыли Борис, Паразит, Жалюзи, Капитан Кук и Бучило.
Тот вой был так страшен, что пассажиры забились крупной дрожью, а затем принялись корчиться, словно их тела в разных местах прижигали дымящей сигарой.
Их жёг доносившийся сверху голос:
– Всё, что позади уже давно истлело в прааах!
Только сталь сверкает в ледяныых ветраааах!
И объятьям Ада мы навстрееечу мчим,
И слова проклятий словно фаар лучи!
Час настал: теперь лишь Дьявол нам родня!
Мы летим как мотыльки в ночи на зооооооов! Огняааааа!!!
Зооов Огняаааа!! Зооов! Огняааа!!
Зооов! Огняаааа!!
Зооов! Огняааа!!
Зооов! Огняаааа!!
Зооов! Огняааа!!
Зооов! Огняаааа!!
Зооов! Огняааа!!
Зооов! Огняааа!!
Зооов! Огняаа!!
Зооов! Огняаа!!
Зооов! Огняаа!!
Стоит ли говорить, что страшной своей песней они заколдовали пассажиров, превратив их в источенных ненавистью зомби?
…
Но кто вам сказал, что они не были ими до этого?
…
Кто вам сказал, что вы – не робот, исполняющий чью-то волю?
Вы сами себе это сказали, не так ли?
Прямых доказательств нет.
Возможно, каждый ваш шаг давно просчитан до микрона, и хитрая многоуровневая программа по энному количеству раз запускает вас, словно рабочий компьютер.
И вот вы грузитесь.
И начинается игра.
Здесь всё как в жизни: боль, смерть, проклятия.
Как в жизни.
Но для вас – другой жизни нет.
Вы думаете, что живете, а на самом деле вы – лишь несложный цифровой код.
Паранойя?
Зря вы так думаете.
Фильмов насмотрелся, скажете… Матрица-хуятрица…
Ах, если б так.
Все эти мысли, все эти фильмы – где они?
Их нет.
Это лишь мираж, обозначение, фикция.
Они записаны в вашу память как бесконечная череда шаблонов в которых, повинуясь кольцу кармических перевоплощений, вы обретаете свой собственный призрак, чтобы сразу затем потерять.
Вот как оно происходит на самом деле.
О чем вспоминаете вы, представляя вскрытый нарыв своей жизни?
Секс, стон страдания, страх?
Радость? Рыдания? Раны?
Спермы следы на коврах?
Водки перцовой стаканы?
Хрип наркомана во мгле?
Визг обрусевшей лифтерши?
Стих пошловат: не Бодлер.
Стих, словно в анусе ёршик,
Чистит ваш задний проход,
С кровью какашки мешая.
Где ж ты теперь, доброхот?
Где твоя радость большая?
Где твоя гниль от ума?
Где твоё горе быть вместе?
Жизнь вам расскажет сама
Сказку о струпьях и жести.
Этот суровый рассказ
Я предваряю словами:
– Мёртвый живым – не указ,
Хоть почитается вами!
В рабстве у веры усохшей,
Лбы расшибаете в мясо,
Падая ниц пред промокшей
Кровью протухшею рясой!
Что ж, видно, Аду угодно
Ваше безумье слепое…
Братья равны и свободны?
Ну, так налейте по 100 им.
Пусть побухают с дороги,
Спиртом смывая усталость.
Вот похоронные дроги.
Времени нету на жалость.
Времени нет на раздумья.
Силы ушли в воскресенье…
Вот ваше счастье стать мумией,
Вот ваша ложь во спасение.
Вот ваша ненависть к ближнему.
Вот ваша зависть к ушедшему.
Вот ваша истина книжная,
Тряпкой сортирной развешена.
Вот ваша пошлость и мелочность.
Вот ваша грязь и напыщенность.
Вот ваши глюки и «белочки»
Скалятся долларов тыщами.
Вот: полюбуйтесь, возрадуйтесь.
И помолитесь – для верности.
Близок конец этой гадости.
В этом – печать неизбежности!
…
Меня здесь не было.
Кровь похожа на компот?
«Ненавижу сентиментальность!» – подумал Штирлиц.
Хватит… жалкая слюнявая сентиментальность.
Хватит… поколение слюнтяев, марганцовки и дискотечной отрыжки.
Ну-ка, ребятки, лопаты взяли – и пружинящей походкой спустились в овраг!
Отматывать время назад – прерогатива умнопомешанных.
Только ветерок в окне автомобиля… шелест листвы слышен.
Меня здесь не было.
Это был обходчик.
