Машина «Скорой помощи» подъехала к моргу в 23-30.
Потап Фёдорович вышел первым, за ним Антон, Серёга и миловидный санитар по кличке Писька.
Позвонили условным сигналом.
Через минуту дверь отворилась, они вошли, лязгнул засов.
По коридору шли молча.
Открывший дверь санитар шагал следом.
Еще один санитар ждал их в просторном помещении.
Они сняли плащи и остались в халатах. Подошли к трупу Марины Валентиновны.
– Вот, – сказал Антон, чуть поморщившись.
– Так, посмотрим… – Потап Фёдорович сдернул простыню, ухватил мертвеца за лицо, – А чё это у неё рожа вся в слизи в какой-то?
– Ну, так это… - Антон подошел, – я ей полиэтиленовый пакет надел на голову. Задушил пакетом, короче…
– А на фига? – подал голос Серега.
– В смысле, «на фига»? Я к ней пришел когда, я там базар такой завел… ну, она спросила, куда зубы мои делись, а я сказал, что это демоны, ну, то есть, Танька… похитили их чтобы управлять мной посредством стоматологической телепатии. Вот. Ну, а она мне говорит, типа сейчас проверим, как там эта телепатия, лижи мне пизду.
– Чё прямо так и сказала? – оживился Писька.
– Нет, ну, не совсем так, ну… короче мы занялись сексом с ней там… Вот, а когда я стал ебать её, я ей пакет этот надел на голову, и ебал, пока она не сдохла.
– Но ты мог бы просто задушить её руками, – пожал плечами Потап Фёдорович.
– Мог бы зарезать… – подсказал Серега.
– Нет, резать нельзя: нам возиться потом надо будет долго… дырки зашивать, кровь закачивать… Лучше всего, когда без внешних повреждений, и кровеносные сосуды целы. И мозг.
– А, да, я знаю… – покраснел Серега.
– Ну ладно… – Потап Фёдорович одел перчатки, – Пакетом, так пакетом. Надо же… никогда не душил пакетом. В принципе, когда представляешь себе, то вроде, понятно… но пакет, его ж на голову еще натянуть надо. Это, небось, посложнее, чем чулки. А еще я всегда думал, что жертва может прокусить пакет – и тогда вся работа впустую…
– Не прокусит, если складок не будет, – уверенно сказал Серега.
– Да? Ну, хорошо. Всё равно, пакетом я бы не стал… Это, я не знаю, жестоко как-то. Отдает чем-то медицинским. Зловещей продуманностью гильотины. По-моему, красные кхмеры убивали женщин, душа их пакетом и ебя одновременно… Ты чё, поклонник Пол Пота что ли?
– Я? – не понял Антон.
– Ты, ты… А это чё за баба? – он сдернул простыню с еще одного женского трупа.
– А эта с ней была, то есть ассистентка, медсестра, короче, – пояснил Антон.
– Ты её тоже пакетом?
– Нет, её пристрелил просто.
– А, да, вижу… А ничего баба, кстати, а, ребят?
– Не, мне Марина больше нравится, – не согласился Писька.
– А я б обеим вставил, – переводя взгляд с одного трупа на другой, отозвался Серега, раздвигая полы халата.
– Подождите, у нас тут покрасивше имеются! – взял его за плечо один из санитаров.
– А ну, покажь!
– Сергей, остановись, не время! – Потап Фёдорович властно поднял указательный палец.
– А, я нет, я не это… – вздрогнул Серега и, улучив момент, шепнул санитару: – Потом покажешь.
Антон стоял голый на медицинских весах.
Потап Фёдорович подошел к нему:
– Писька, свет!
– Сергей, пинцет.
Серега подал ему деревянный пинцет.
Потап Фёдорович взял Антона за член и извлек пинцетом из уретры нечто, напоминавшее железного червя или гибкий гвоздь.
Антон облегченно вздохнул.
– Чё вздыхаешь, кайф словил, что ли? – спросил Серега.
– Да какой там кайф… Жжёт он, сука.
– Жжёт? – Потап Фёдорович недовольно нахмурился, – это странно. Вообще громоотвод жечь не должен. У тебя, должно быть, ошибка в технике… а это чревато. Ты тренировался, перед тем, как на дело идти?
– А то как же! – смутился Антон, с Как положено, перед зеркалом.
– Сколько времени?
– Времени? Ну, не знаю… я четыре раза кончил!
– Мудак ты… Сколько раз объяснял вам: главное – это не количество, а время! Час, как минимум! И при этом не играет роли, сколько раз ты кончишь… Вообще один раз можешь кончить. Важен сам процесс, понимаете? Процесс ебли, при котором вы напитываете громоотвод энергией. А кончать, это дело ваше. Можете вообще не кончать, если не хотите… Ладно, всё. Всё равно без толку учить вас… Эх, вот раньше были ученики… В рот тебе заглядывали. Подарки дарили. Охраняли. А теперь? Хуета!… Давайте вашу Марину Валентиновну. Зубы взял уже?
– Вот зубы, – Антон положил на стол комок газеты.
Потап Фёдорович поднял пальцами верхнюю губу мертвеца. Передние зубы отсутствовали. Он взял со стола комок газеты и сунул себе за щеку. Затем вернулся к мёртвой, раздвинул ей ноги, понюхал, лизнул. Потом потёрся лицом, понюхал ступни под пальцами, снова приник к промежности, помял груди, сильно стиснув соски:
– Хороша, – он обнажил свой недлинный, но толстый фаллос в состоянии эрекции, и, приняв у Сереги извлеченный из Антона громоотвод, осторожно углубил его в свою уретру, – Так… Держите её.
Серега с Писькой приподняли и раздвинули ноги трупа, крепко удерживая их руками. Антон встал впереди и прижал голову трупа к кушетке. Санитары держали за руки.
Потап Фёдорович плюнул себе в ладонь, смазал член и рывком вошел.
– Ну, как дырка, узкая? – спросил Писька.
– Нормальная… То, что надо… – Потап Фёдорович размеренно и мощно двигал тазом.
Антон закурил папиросу, передал по кругу.
Серега принял папиросу губами, поскольку одной рукой он удерживал ногу трупа, а другой дрочил.
– Эй, башку держи!… Кончаю! – крикнул ему Потап Фёдорович.
Антон вздрогнул, проворно ухватил мертвеца за голову.
Потап Фёдорович зарычал, и тот час мёртвую выгнула конвульсия… за ней – еще, и еще, по бескровному телу пошла дрожь, его корежило в немыслимых позах; одновременно из стиснутого рта мертвеца донесся мучительный хрип. Потап Фёдорович отлип от тела, и ловко извлек громоотвод из уретры. Затем быстро взял со стола пузырек, макнул в него вату и подошел к Антону:
– Держи!
Антон что было сил прижал дергавшуюся как рыба на крючке голову трупа.
Потап Фёдорович поднес пропитанную жидкостью вату к носу Марины Валентиновны.
Конвульсии постепенно стали стихать, дрожь, прерываясь, замедлилась, на губах надулся розовый липкий пузырь.
– Ну вот, пусть полежит в тепле пару часов, а потом мы её введем в курс дела! – Потап Фёдорович устало стащил перчатки, – А пока всех приглашаю к себе в кабинет. Выпить по 50 грамм за успех: новорожденного стоматолога-зомби!
Санитары переложили труп на каталку. Антон по новой зажег папиросу.
Серега подошел к Потапу Фёдоровичу:
– Потап Фёдорович, а можно я здесь пока побуду?
– Серег, успокойся: мы выпьем сейчас по 50 грамм, а потом вернемся сюда и вместе как следует отфачим всех самых красивых тёлок, а заодно и мужиков! Правда, Потап Фёдорович? – Антон подошел к ним и обнял за плечи.
– Правда, Антоша, – улыбнулся Потап Фёдорович и чмокнул Антона в щеку.
Они поспешно прошли в коридор.
Подъехала кабина лифта.
Зашли.
– Я в детстве боялся лифтов, – улыбнулся Писька, – пешком всегда ходил. А жил на 12-ом. Так вот ноги-то и накачал! – Он хлопнул себя по жилистым бёдрам.
– Лучше б ты на хуе своем ездил, – пробубнил Серега, нажимая на кнопку.
Кабина тронулась.
– А что там с зубами твоими, Антоша? – спросил вдруг Потап Фёдорович, словно опомнившись.
– С зубами пока глухо, – Антон потупился, – но к воскресенью, я надеюсь, дело уладим.
– Что значит, уладим? – Потап Фёдорович был явно рассержен, – Как уладим? Ты нашел зубы?
– Нашел… Но, понимаете, дело в том, что… Короче, их взяла Татьяна.
– Татьяна?! Твоя Танька?
– Да…
– Но зачем?
– Да вот мне и самому интересно! Но я надеюсь, Пётр Кузьмич всё правильно сделает… Ты чего, Серег?
Серега в недоумении нажимал на кнопки:
– Лифт встал. Застряли, кажись.
– Да ты чё? – Писька попытался просунуть пальцы между дверных металлических створок, – От блядь, что ж делать-то?!
– Не паникуй! – Потап Фёдорович отвесил ему увесистый подзатыльник.
Писька вдруг осел на пол.
– Э, аллё, что с ним?!
– Кажись того… отрубился, – Серега в недоумении оттянул глазное веко на безвольно болтавшейся голове Письки.
– Как… А ну, дай…
Потап Фёдорович пощупал пульс.
– Кажись, сдох… Вот, черт! Как же это…
– А давайте его выебем! С громоотводом! – обрадовался Серега и захлопал в ладоши.
– Опомнись, Сергей! Это твой двоюродный брат!
– Ну и что? Меня родной брат ебал, когда мне 13 было…
– Как это? Серьёзно?
– Серьёзно.
– Ты не рассказывал…
– Всё вам расскажи… Дело-то давнее. Он сильный был, брательник мой… С двухпудовкой на разряд КМС-а мог. А еще каратэ занимался. Ну, и как-то раз мы с ним на лодке сплавлялись. Рыбачили, то есть. И я уснул. А проснулся, чувствую боль. Смотрю, а он прикрутил меня к стволу дерева – оно там на берегу лежало – вот так, вниз лицом, и лесками, лесками опутал, так, что если я пошевелюсь, мне рыболовные крючки прямо в дёсна впиваются… Ну, и он мне брюки разрезал, смазал салом пердак, и говорит: тужься. Ну, я стал тужиться, и член его постепенно в меня вошел, больно почти не было, только поначалу… Но это такое ощущение… Странное… То есть, как будто ты срать хочешь, и в то же время так щекотно и плотно…
– Да ты пидар, сука! – в бешенстве вскричал Антон и, выхватив из рукава заточку, несколько раз быстро и яростно пырнул Серегу в живот и в грудь.
Серега захрипел и вцепился зубами Антону в руку.
Антон принялся бить его коленями, схватив за волосы сверху; заточка выпала и звякнула о пол.
Потап Фёдорович проворно поднял её.
Антон придавил Серегу к телу Письки и, нагнувшись, наносил ему удары локтем в лицо. Несколько мгновений Серега вяло защищался, но потом его голова глухо стукнулась в двери. Антон тяжело дышал.
– Пидор… Надо же… А я ему руку жал… Кальян сосал из одной пипетки…
– Ты курил с ним кальян?! – Потап Фёдорович, казалось, был поражен до глубины души.
– Ну, у Таньки на новоселье… Там и Зелёный был, и Борька…
– Та-ак.
– Что «так»? Что «так»?! – взвизгнул Антон, хватая Потапа Фёдоровича за грудки, – Хочешь сказать, что я теперь тоже пидор?! Да?! Говори!
– Антон, Антон, успокойся!… Успокойся, сказал, ну… На! На, тебе, гнида… – он вонзил Антону заточку под основание черепа и несколько раз провернул рукоять.
Антон страшно крикнул и забился в конвульсиях.
– Пидор и есть… Пидорам – собачья смерть! – Потап Фёдорович держал его, пока тот не затих, вяло сползя на тела товарищей.
– Что «так»?… Вот что «так»! – Потап Фёдорович присел на труп и закурил папиросу, – Вот так, Антоша, поступают с теми, кто проебал свои зубы! А ты как думал? Поставить под нож дело моей всей жизни? Ударить в спину? Изподтишка, да?… Нет, дорогой мой! Со мной в такие игры не играют!… Пакетом он их душил, надо же! Сука какая! Двух невинных женщин просто так взял – и угрохал. Паразит, блядь, сраный… уёбище! И, гад, еще делал вид, что не понимает, под какую угрозу он всех нас подвёл! Невиновного, блядь, из себя вздумал корчить! Раскольников ёбаный! Тварь… Залупа конская. – он затянулся и долго держал дым в лёгких.
Снаружи послышалось шевеление.
– Эй, вы, там! Включайте, я всё! – крикнул Потап Фёдорович, прислушиваясь.
Глухой голос произнес за стеной невнятную фразу, а сразу вслед за тем кабина лифта качнулась, тусклый свет сморгнул.
Потап Фёдорович встал на ноги, потянулся и потёр ладони:
– Ну…
Двери лифта раскрылись, и сразу же раздались резкие хлопки: санитары стреляли с обоих рук из четырех «макаровых». Потапа Фёдоровича отбросило к стене кабины, он несколько раз дернулся и выпустил дух.
– За щекой у него, там, – санитар указал стволом своему напарнику.
Тот подошел к Потапу Фёдоровичу, пинцетом вынул у него изо рта завернутые в газету зубы.
Они быстро спустились по лестнице. Внизу их уже ждали: высокий тощий мужчина ощерил белые клыки.
Это был обходчик.
