…– Давайте думать позитивно и творить позитивно. Пусть всё, что мы исторгнем, будет со знаком «плюс». Тогда как же быть со знаком «минус», спрашивается?
Вся наша жизнь – это борьба Любви со Смертью, и если все будут любить, то кому тогда умирать?
Смерть хитра, и она умеет влюблять в себя. Ради ничтожных мгновений, мы забываемся, устремляясь к её текущей пасти. Мы хотим целовать ей соски и лизать её скользкий клитор. Мы хотим вдыхать запах её лобка, её ног и подмышек. Мы хотим, чтобы слюна её стала нашей слюной, чтобы воля её стала нашей… И тогда «плюс» и «минус» соединяются, чтобы исчезнуть, и никогда не появиться более. Они аннигилируют с ослепительной вспышкой, и свидетели этой вспышки сходят с ума: ведь ум, по сути, такое ничтожество…
Где был Ваш ум, когда Вы совершали Это?
Посмотрите вокруг, и честно ответьте: где был Ваш Ум?
Не ослеплены ли мы безумьем от рождения?
Не правит ли нами страсть к Бездне? Страсть к Вспышке? Страсть к Лете?…
– Э, не–ет, Пистонов, так не пойдёт! – Светлана Непридрочко оборвала речь старшины на полуслове, – Ты мне девкам голову не морочь! Ты чего им тут за страсти рассказываешь?
– Он нам лекции читает, Светлана Юрьна, – помахала босой ногой с дальней койки Оля Тимофеева, секретарь ячейки.
– Лекции? А почему не в специально отведенном для этих целей актовом зале общежития? Почему в общей спальне? Почему в таком виде… полуодетом?
Пистонов подавленно молчал.
– И потом, девочки, – продолжала Светлана Юрьевна, принюхиваясь, – Если уж вы пригласили мужчину и сидите перед ним в ночнушках, соизвольте хотя бы ноги вымыть! У вас здесь амбре стоит, прошу прощения, как в раздевалке физкультурной!
Девицы прыснули.
– Пистонов, а почему у вас штаны в сперме?! – обалдело уставилась на старшину Непридрочко, щупая его штаны и поднося пальцы к лицу.
– Это специально для него мы ноги не моем, Светлана Юрьна! – объяснила сквозь смех Зина Поршнева, – Ему нравится девкам потные ноги нюхать… он дрочит при этом. Травки дунет, нюхает и дрочит… потом устанет, сядет лекции читает…
…Её слова потонули в хоровом ржании.
Пистонов стоял весь потный, и штаны его заметно оттопыривались.
– Вот оно что… – Светлана Юрьевна зажгла верхний свет, поставила стул и села напротив Пистонова, – Так ты, стало быть, извращенец? Глянь-ка, впервые в жизни встречаю извращенца… хотя мужчин у меня было… ого–го… – она сняла туфлю с правой ноги и вытянула ступню:
– Ну, а мою понюхать хочешь? В душе с утра не была…
Пистонов словно ждал этого вопроса: он бухнулся на колени и пополз к протянутой ноге её, на ходу расстегивая ширинку.
– Вот так, молодец… – она возила босой подошвой по лицу старшины, – А теперь вылизывай дочиста!
Старшина с очевидной готовностью заработал языком и губами…
…
– Стоп! Снято! – Степан Ильич щёлкнул пальцами; актёры зашумели и расслабились, – По-моему, клёво получилось, а, Глеб?
– Ннну… скажем, явно лучше, чем тот клип у Витоса… – отозвался Глеб, листая экраны монитора.
– Так, девочки… не расходитесь! Сейчас все распишутся в ведомости, и Лёша покажет вам, где получить деньги!…
– Люд, пойдем быстрее очередь занимать! – не успев переодеться, Зина тянула подругу за руку.
Воспользовавшись суматохой у кассы, Глеб, Степан Ильич и помощник оператора быстро похватали кейсы и устремились к выходу. Никто, включая вахтера, не обратил на них внимания. Они быстро сели в припаркованное на стоянке Вольво и, едва пустив двигатель, резко тронулись прочь.
Через 12 секунд здание общежития было разрушено направленным взрывом.
Дома взрывать мы умеем, чего уж.
Ну, а Вам удалась Ваша Роль?
