Накрапывал мелкий дождь. Дима лежал в траве, брюки спущены до коленей. Дряблый живот блестел, обильно покрытый жидким семенем.
– Бать, ну а это… как там было? Как ты познакомился с матерью? – спросил он, улыбаясь ползущему по руке жуку-носорогу.
В наушниках послышался нежный треск, который продолжался с минуту. Видимо, Анальгин Иванович утомился.
Дима терпеливо ждал, покусывая травинку.
Наконец, он вновь услышал голос отца:
– Эстонцы преследовали меня. Они передвигали камни у меня в голове, так что от этого грохота я не мог уснуть. Мне сверлили голову, чтобы вынуть эти камни, но они вырастали по новой. После операций хирург отдавал их мне, и я сложил из камней пирамиду. Большую чёрную пирамиду, которая пахла псиной. Я решил расправиться с ними по одиночке. Но сначала надо было уничтожить Джона, потому что он направлял на меня своих родственников при помощи психического луча. У Джона в больнице стояла установка, работающая от обычной пальчиковой батарейки. Он собрал её из старого телефона. При помощи этой установки он следил за мной и передавал информацию брату Ласло – тому здоровенному ублюдку с шерстью на лице. Но как мне добраться до Джона? Ведь санитары следили за нами даже ночью, а территория больницы была вся окружена пулеметными вышками и опутана колючей проволокой под напряжением.
Я осторожно интересовался, не сможет ли кто мне помочь?
И вот однажды санитар Курбей-400 рассказал мне про одну женщину, ясновидящую,
которая лежит в этой же больнице в женском отделении. Женщину звали: Грязь.
Курбей рассказал, что тело этой женщины стало полужидким вследствие каких-то
мутаций. И теперь она напоминает горшок с поносом. Рассказывая об этом, Курбей
хихикал: он ненавидел женщин, потому что одна сука с зубами во влагалище
откусила ему хуй.
Да, но кто ж меня пустит в женское отделение? Курбей обещал это устроить. Но взамен он требовал камни из моей чёрной пирамиды. Он продавал потом эти камни, потому что они были своего рода аккумуляторами психической энергии. Но не все умели с толком эту энергию использовать. Обычно камень засовывали в задний проход, и тогда человек испытывал мощный оргазм, и долгий, почти 10 минут. Но с каждым разом слабее. Это был самый примитивный метод использования камней.
И вот однажды на рассвете Курбей разбудил меня за час до подъёма несильным ударом тока. С трудом я поднялся, и меня стошнило желчью прямо на кровать. Курбей надел на меня наручники, сделал укол и велел следовать за ним. Вскоре мы оказались в одном из служебных коридоров женского отделения. Курбей подвёл меня к жестяной ванне на колёсиках. Внизу от ванной отходили шланги. Я посмотрел в ванну и увидел там полупрозрачный студень, из которого торчали провода. Провода были подсоединены к небольшому аппарату, напоминающему смесь радиоприёмника с осциллографом. На этом аппарате находился небольшой микрофон. Курбей наклонился над микрофоном и сказал:
– Здравствуй, Грязь. Я привёл к тебе человека, который просил помочь с эстонцами.
– Какой симпатичный! – раздался приятный голос из динамика, – Как тебя зовут?
– Анальгин, – ответил я.
– Покажи мне свой хуй.
Я спустил штаны. На поверхности студня появилось и лопнуло несколько пузырей. Тотчас я уловил довольно сильный запах, от которого у меня сразу встал. Запах этот был влажный и тёплый, очень приветливый. Так пахнут у женщины пальцы на ногах.
– Ах, Анальгин, выеби меня! – алчно крикнула Грязь.
Я вопросительно посмотрел на Курбея.
– Наклони ванну, чтобы эта хуйня подступила к краю, только осторожно, не пролей… А хуй постарайся окунуть в неё.
Двумя руками я приподнял дальний край ванны, так что мой хуй навис над студнем, который вследствие крена подступил к самой головке. Вдруг студень вспучило, и хуй мой засосало в него словно в воронку. Грязь была горячей и очень нежной. Она что-то делала с моим хуем: это было похоже как будто тебе сосут, но гораздо приятнее. Грязь стонала так громко, что Курбею пришлось отключить звук. Очень быстро я кончил, как давно не кончал: долго и очень остро. После оргазма я так обессилел, что край ванной выскользнул у меня из пальцев, а ноги задрожали, так что я аж присел на пол.
С тех пор я встречался с Грязью каждый день, и за каждую встречу отдавал Курбею камень из пирамиды. А Грязь платила ему своим потом, от одной капли которого даже у дряхлых сорокалетних старцев наступала мощнейшая эрекция.
Так Курбей-400 наживался на нас, но мы прощали ему всё, как любовь прощает. А мы были слепы от любви, и не замечали ничего вокруг.
Я уже не хотел убивать Джона, потому что тогда эстонцы потеряют меня и перестанут греметь камнями у меня в голове. А если камни не гремят, хирург не может их обнаружить и не может вырезать. А если нет камней, мне нечем будет платить Курбею: ведь от чёрной пирамиды уже почти ничего не осталось… Получался какой-то замкнутый круг.
И тут выяснилось, что Грязь беременна. Она была беременна тобой, мой мальчик.
Разразился скандал, и Курбея скоро не стало. Прошел слух, что его умертвили санитары, чтобы "не выносить сор из избы". Я страшно нервничал, у меня начались припадки бешенства и злые галлюцинации. В конце концов, я потерял надежду и думал, как сподручнее свести счеты с жизнью. У меня оставался еще один чёрный камень, и с его помощью я вызвал дух варёного отца, чтобы спросить у него совета.
– В ночь с четверга на пятницу ровно в 3 часа встань и иди в туалет, – сказал мне варёный отец, который возник за окном палаты и прижался распухшим лицом к стеклу. Голос его напоминал гудение депилятора. Он говорил вылезшими из орбит глазами: глаза вибрировали, и вибрация передавалась стеклу: – В туалете у крайнего правого писсуара ты увидишь мочащегося человека. Подойди к нему, поздоровайся и попроси убить тебя быстро и безболезненно. Человек даст пососать тебе свой хуй и кончит тебе в рот ядовитым семенем. Как только ты проглотишь яд, смерть-избавительница придёт к тебе! – прогудел отец и исчез, вспыхнув, словно кондом с бензином.
В назначенный час я был в туалете. Ночью освещение в больнице работало лишь наполовину в целях экономии электроэнергии. Поэтому в туалете стоял полумрак. Я сразу увидел человека у писсуара и услышал журчание его мочи. Человек был одет в форму санитара. Я подошел к нему сзади, сразу встал на колени и быстро сказал:
– Доброй ночи! Прошу умертвить меня быстро и безболезненно.
Перед моим лицом возник наливающийся кровью член. Я немедленно взял его в рот и стал старательно насасывать, одной рукой поддрачивая ствол, а другой – массируя яйца. При одной мысли о том, что с минуты на минуту незнакомец разрядится ядом мне в рот, и мгновенная смерть настигнет меня, я жутко возбудился. Будучи не в силах справиться с нахлынувшим потоком чувств, я одной рукой залез в штаны и принялся дрочить. Я задумал кончить одновременно с санитаром, чтобы умереть в оргазме. Волны сладострастия захлёстывали меня, я уже с трудом сдерживался. И вот залупа незнакомца в моём рту раздулась, и горько-солёная струя ударила мне в нёбо. Тотчас я сам бурно эякулировал, сглатывая.
Сердце моё оглушительно стучало: в какой-то момент мне почудилось, что Ангел Смерти уже впился в хребет мой стальными когтями и взмыл, махая кожаными крыльями, над Преисподней.
– Классно сосёшь! – услышал я сверху знакомый голос.
Я поднял голову. Надо мной возвышался мой старый любовник Джон!
Но во рту моём был вовсе не хуй Джона! Хуй Джона я хорошо знал. Этот – был прямее, короче и толще. И вкус у него был более терпкий, с горчинкой…
– Нет, врёшь, ты не Джон, – прошептал я, отползая к стене.
Тогда неизвестный снял кожу с лица, и я узнал Курбея-400!
– Хе-хе-хе, ну что, педрило, не ожидал? – зашипел Курбей, суетливо почёсываясь.
– Но… как же так?! Ведь ты говорил, что тебе хуй откусили!
– Откусили, да. Но ты многого не знаешь, несчастный романтик. Известно ли тебе, что Грязь только и ждала, чтобы забеременеть, потому что после родов её тело снова обретёт твёрдость, а тело того, от кого она понесла, размякнет как рвота? А известно тебе, что с помощью камней из твоей головы можно пересаживать мозг и приживлять органы? А знаешь ли о том, что твой любовник Джон покупал у меня чёрные камни, чтобы его братья могли ходить как живые – ведь все они давно мертвецы, а Джон оживил их с помощью Грязи и чёрных камней? А знаешь ли ты, что Грязь – это тщательно скрываемая родная сестра твоего дяди Алексея, умершего от ящура больше четырех лет назад, и что она является, стало быть, твоей тётей? А знаешь, что она ко всему прочему – моя старинная любовница? Теперь, когда Грязь родила, у неё снова есть мясо и кости! А Джона мы заманили в ловушку и убили шилом в сердце. Я взял его хуй и кожу с головы. Теперь эстонцы разложатся заживо, ты весь размякнешь, а мы с Грязью улетим в Аргентину, хе-хе-хе!
– Постой-постой… Тут что-то не то… – я встал и нервно зашагал по туалету, – У Джона хуй не такой был… Я хорошо помню! Именно по хую я понял, что ты - не Джон!
– Как… – побледнел Курбей-400, и тотчас его вырвало клубком розоватых червей, – Она обманула меня! Тварь! Ёбучая тварь! - Кричал он, извиваясь на полу, точно припадочный.
– Что произошло? – ощущая тошноту, я подошел к окну и открыл его.
– Что произошло?! Твоя блядь сбежала с Джоном, вот что! Тот Джон, которого мы убили, был клоном! А их теперь ищи-свищи! - он опять отрыгнул червями.
– Где мой сын? – спросил я, ощущая странную слабость.
– Здесь, в шестом корпусе.
– Ты поможешь мне встретиться с ним, пока я не стал жидким как стул?
Курбей задумался.
– А ты еще будешь сосать мне? Как сегодня?
– Буду.
– Ну, хорошо…
Но когда я впервые увидел тебя, мой мальчик, я уже не мог ходить: меня возили в большом оловянном корыте. Курбей-400 к тому времени погиб от грибка: смертоносные споры содержались в хуе, который приживила ему Грязь.
Грязь и Джон не доехали до Аргентины: один из братьев Джона, Баркас – бородатый парень с сиськами и зубами в жопе – выжил при помощи волшебного свистка и настиг их, когда они садились в самолет. Он устроил так, что его сдали в багаж в большом чемодане. Когда они поднялись в воздух, Баркас взорвал самодельную мину. Самолет разнесло на куски. Все погибли. А потом пришли демоны… Вот так, сынок…
– Пап… А скажи… Ты любил маму? – спросил Дима после более чем пятиминутной паузы, застёгивая брюки.
Отец молчал.
Так прошло еще около получаса.
– Ну, не хочешь, не говори, – Дима смущенно пожал плечами, – Пора домой… Темнеет.
Тут он повернул голову и вскрикнул от ужаса: несколько мерзкого вида тварей размером с кошку и крыльями как у летучих мышей сидели в чане и с громким чавканьем жрали полужидкое тело отца!
– Прочь! Прочь, суки! – слабо вскрикнул Дима, пытаясь отогнать гадин палкой.
Куда там!… Одна из тварей взмахнула кожистыми перепонками и с гнусавым визгом бросилась на него. Лоб обожгло. Инстинктивно заслонившись руками, Дима кинулся наутёк. Кровь заливала глаза, из лёгких вырывался хрип. Отбежав метров сто, он споткнулся и упал в траву. Твари не преследовали его: они остались доедать отца.
Лёжа в траве, Дима бессильно плакал.
Вдруг решимость отчаяния охватила его. Он поднялся и, перекрестившись, твёрдым шагом двинулся обратно. Зрелище было неутешительным: за короткое время его отсутствия количество тварей увеличилось едва ли не втрое. С мерзкими воплями они дрались за остатки пищи, царапая стекло чана когтями.
– Эй! - крикнул им Дима, – Эй вы, суки! Ну…
…Сразу две твари налетели на него, сбили с ног: он упал на колени. К первым двум суетливо слетались новые. Они рвали его безвольное тело острыми зубами крыс – он не сопротивлялся. Через несколько минут от Димы остались лишь обувь, куски одежды и окровавленная куча костей.
