Сразу с рассветом надо будет встать, быстро поесть и отправиться в путь.
Сразу с рассветом надо будет встать, быстро поесть и отправиться в путь.
Сразу с рассветом надо будет встать, быстро поесть и отправиться в путь.
Сразу с рассветом надо будет встать, быстро поесть и отправиться в путь.
Сразу с рассветом надо будет встать, быстро поесть и отправиться в путь.
Сразу с рассветом надо будет встать, быстро поесть и отправиться в путь.
Сразу с рассветом надо будет встать, быстро поесть и отправиться в путь.
Сразу с ра…
Я уже собрала рюкзак: он мягкий и тяжелый.
А ты?
…
А ты?
А ты?
А ты?
…
Ты собрал свой рюкзак?
Собрал рюкзак?
…
– Нет, я еще не собрал. У меня оказалось слишком много вещей, я не знаю, куда положить их.
Вот ревность. Я упаковал её в плотный пакет, чтоб не протекла.
Вот жалость к себе. Она, сука, такая острая: без футляра истыкает весь чемодан, а потом в самый неподходящий момент ужалит в ногу как шило.
Оставить бы её здесь, но как же она без меня… скучать ведь будет.
– Скучать будет? Уж не пожалел ли ты её как любимую девушку? Оставь её здесь, немедленно. И никогда больше не думай о ней!
– Легко сказать, никогда не думай. Когда её нет – все мысли только о ней! Как же я без неё? Да мне ведь одиноко будет… Привык я к ней, куда деться?…
– Ну, как знаешь. Я за тебя потом не в ответе. А это что, в большом непрозрачном кульке?
– А это похоть. Я взял здоровенный кусок, который выписал вчера по интернету. Самые сочные чмокалища, самые горячие сосульки, самые неисторжимые выпуклости.
– А без неё не можешь?
– Нет, что ты… Без неё я – не я. Хотя, вру. Иногда, отпускает. Не волнует, не трогает. Не хочется, в общем. Старею, наверное?
– Думаешь, меня ебёт твой возраст?
– А что, нет? Неужели? Неужели тебе всё равно?
– Ну, не совсем всё равно, конечно. За старым пердуном я ухаживать не собираюсь, так что возьми с собой все самые яркие, самые бодрящие таблетки, пилюли и капсулы. Ты должен даже во сне быть борзым, довольным, ловким… Я хочу видеть хищника: мне надоело плестись по жизни за торгашами и слюнтяями!
– Это я взял, всё взял. И шприцы одноразовые.
– А тампоны мои взял?
– Взял.
– А расческу?
– Расческу тоже взял.
– Шлёпанцы взял?
– Взял.
– Кожу антоновскую взял?
– Взял.
– Чего там еще… Полотенце?
– Полотенце на хуй. Сама бери, я не потащу, оно тяжелое…
– Полотенце тяжелое? Ты охуел, что ли?! Что же тогда для тебя не тяжелое? Книги что ли твои ёбаные?
– Да ты до этих книг дорасти сначала… Уёбище.
– Знаем, знаем… видали мы таких умников. Ботаник, блядь, задрота. Ты колеса самостоятельно сменить у машины своей не можешь, чмо… я давеча балонный ключ твой нашла в прихожей. Ты без балонного ключа ездишь, ты в курсе? Домкрат-то есть у тебя?
– Домкрат есть… Хотя, точно не помню. Вроде клал.
– Проверь. Немедленно проверь. Чтоб домкрат был. Без домкрата я не поеду.
– Да есть, есть домкрат… Вот.
– Ладно. Уложи его аккуратно. А это что за поебень?
– Это мне нужно. Это счетчик такой особый, он пульс считает.
– На хуя он тебе?
– Нужно.
– Ну, смотри. Полотенце ему тяжело, а железку какую-то непонятную ему тащить не в падлу… И целых три книги. Ты ёбу дался, три книги: ты что, читать там собрался?!
– А почему бы и нет?
– Почему бы и нет… Скоро узнаешь, почему. Ладно. Хорош грузиться ерундой. Возьми, наконец, с собой что-нибудь по-настоящему ценное! Что-нибудь такое… истинное, сильное, и лично твоё. Подумай… Есть у тебя такое?
– Смелость…
– Покажи… Да какая-то она у тебя невзрачная…
– Настоящая! Клянусь! Я у проверенного человека купил…
– Купил? Э, тогда всё ясно. Поддельная твоя смелость. Настоящую смелость не покупают. Её добывают тяжким трудом.
– Ой, да хватит ля-ля… Слышали мы это… С детства слышим. Пионеры всей страны делу Ленина верны.
– Только оставь здесь свою жалкую иронию: не позорься перед достойными людьми.
– Чем тебе моя ирония не нравится?
– Воняет.
– Я её в два прорезиненных пакета заверну и в бумагу ароматизированную.
– И гандон натяни еще сверху. Даже нет, два гандона.
– Ладно.
– Ну, что еще ценного у тебя там осталось? Что будешь брать?
– Не знаю…
– Решай же быстрей. Мы и так опаздываем…
– Ну…
– Что? Что, ну? Ну что? Ты же знаешь… Знаешь, но не хочешь себе признаться!
– Любовь? Ты говоришь о любви?
– Да, я говорю о любви. Самой чистой и самой нежной, на какую ты способен. На величайшее самопожертвование. Для счастья простой провинциалки – жизнь положить. Способен ты на такую любовь?
– Ну, ты это… Не перегибай палку. Это ж разве любовь? Дурь какая-то… Кстати, дурь я тоже взял. Два корабля из последнего урожая…
– Это из того самого, бронебойного?
– Ага… Мозгодробильного.
– Погоди, а те два стакана, что Витёк принес?
– Так я их ребятам загнал, вообще-то… Один Валере, а другой по кораблям слил на тусовке в «Пистоне».
– Так ты что ж, торгуешь наркотой?
– Не, ну я не постоянно же… Да и вообще, травка – это не наркота… Все это знают… Так, иногда, латаю дыры в бюджете…
– То есть ты продаешь наркотики, чтобы залатать дыры в бюджете? И много у тебя этих дыр? Дай-ка твой бюджет, я посмотрю. Так… Оо, милый мой, и как часто ты наркотиками торгуешь? Когда последнюю партию загнал? Кайся!
– Да ничего я не часто… Да пару раз всего…
– Ну, в последний раз когда, не считая тех двух стаканов?
– Даже не помню… Осенью, кажется.
– Прошлой осенью?
– Да.
– Так. Ясно. А теперь, слушай сюда. Я – Особый Комиссар По Борьбе С Распространителями Наркотиков. Сокращенно: ОСКОПОБ/СРАСНАР. Вот моё удостоверение. И я ненавижу наркоманов всей своей душой тридцатичетырехлетней матери двоих детей. И я поклялась, что буду выслеживать наркоманов и продавцов наркотиков всю жизнь, и где найду – там и мочить буду!
– И в сортире замочишь?
– И в сортире. Положи чемодан. Встань к стене, руки на голову.
– Ты чего, а?! Ты чего?! Я ж это… я не наркоман, гадом буду! Пожалуйста, опусти пистолет! Я тебя прошу… умоляю, слышишь?
– Ты продавал наркотики. Сам сознался.
– Да ты что, поверила, что ли?! Это ж я шутил… ну, хотел повыебываться, честно! Я ничего не продавал! Это… ты меня не правильно поняла!
– Диктофон был включен, я всё зафиксировала.
А теперь умри.
