– О!
…
– О!
Антон сморщился и замедлил движение. Он весь покрыт был красными пятнами.
– Ты чего?… Ты что, кончить хочешь? – отец быстро отложил жезл из человеческих костей и ухватил саблю.
– Пап… Я тебя прошу… Я сейчас… Сейчас успокоюсь…
– Ты чего остановился? Ебись, давай, давай! – отец угрожающе приблизился, сверкающее лезвие скользнуло зайчиком по потному лицу Антона.
– Пап, можно я чуть-чуть передохну? А то…
– Считаю до трёх. Раз…
– Пап, ну пожалуйста…
– Два.
Неожиданно Татьяна повернула голову, и из-под колпака показалась небольшая пластиковая трубка.
Отверстие трубки было направлено отцу в спину.
Прозвучал плевок. Красный шип вонзился отцу в поясницу.
Отец вздрогнул, опустил саблю, улыбнулся:
– Вот так, Антоша… Надо же, впервые смотришь на этот мир трезвыми глазами, и что? Сплошное разочарование… – он положил саблю на пол, повертел в руках жезл из человеческих костей, – На хуя всё это, спрашивается? На хуя все эти бесцельно прожитые годы? Дурная штука этот интеллект! Играет с нами злые шутки. А шуткам этим смеяться надо, да? А может, у меня уже чувство юмора на исходе? Израсходовал всё, что тогда? Всё? Спёкся? Я вот думаю, может, есть какой-то другой путь: ведь невозможно когда вот так вот, вечная конфронтация, и это бесконечное напряжение… крысиная гонка, и ты не в состоянии вырваться… Ты сам-то, что обо всем этом думаешь?
– Пап, ну я не знаю даже… – хуй Антона сморщился и выпал из прямой кишки Татьяны, – А мы ритуал продолжать будем? Демоны всё еще здесь?
– Демоны… Да пошло всё на хуй!… Ладно, братан, я спать пойду, – отец вдруг осунулся, словно вдруг вспомнив что-то важное, поспешно натянул рейтузы и выбежал вон.
– Ни хуя себе… – Антон задумчиво теребил мошонку, – Чё-то я не просек…
– Освободи меня! – отчетливо проговорила Татьяна из-под колпака.
Антон долго смотрел на неё, а затем ослабил ремни.
Руки его ощутимо дрожали.
– Фу… Сука… – Татьяна энергично разминала затекшие конечности, – Ну, чего уставился? Думал, я уже отрубилась?
– А как ты…
– Как я. Как мы. Придурок. Демоны здесь.
Они во мне. Они повсюду. Жестокий ритуал сведен на нет. И сабля острая не сделает нам худо. В кольцо орбиты на парад планет выходит неизбежность словно чудо! И нарастает космоса угар. Насосы пышут шквалом разъяренным. Да, задалась начинка пирога: приди, хозяин мира судеб бренных! Приди наполнить чашу эту вновь. Венцом творения, пророком Воли властной. Пусть крови жаркой закипит вино; пусть солнце человечества угаснет!
Антон задрожал и в изнеможении опустился на пол: силы оставили его.
Татьяна возвышалась безжалостным изваянием.
– Твои родители теперь зомби, – произнесла она, тем же глухим, не ей принадлежащим голосом, – Приберись здесь и возвращайся к себе. Когда они проснутся, всё забудут.
– Но… как же теперь… Что теперь со мной будет? – непослушными губами прошептал Антон.
– Что будет? Будет то, что предначертано. Прими судьбу как неизбежность: это лучшее, на что мы можем решиться в создавшихся условиях! – Татьяна накинула плащ, одела туфли и величественной походкой направилась в прихожую.
Уже у двери обернулась, быстро сунула трубку в рот.
Антон вскрикнул: шип впился ему над глазом.
Татьяна ощерилась:
– Ты это, слышь… расслабься. Не бери в голову. Наведи здесь порядок, а потом ступай к себе в комнату, да вздрочни как следует: ты ведь так и не кончил, хотя и собирался… Освободись от груза, а то яйца к утру разболятся. Ну всё, будь здоров, созвонимся! – чмокнув губами воздух, она закрыла за собой дверь.
Замок подтверждающе щелкнул.
