Обсос спокойствия в самолёте

Выходцы из могил, оставьте ваше упрямство для своих внутренних разборок: нам оно не пригодится. Ведь мы как вода сочимся между пальцев. Попробуйте ухватить воду. Ага, обломаетесь. Так к чему упрямиться?

За железной занавеской.

Вы – наше прошлое. Не пытайтесь ухватить костлявой рукой след уходящего "сегодня". В нас есть еще много от вас, так отчего же вы злитесь. Лежите смирно. Не беспокойте свой прах.

Я пронзил тебя стамеской.

В этом мире даже мельчайшее имеет своё место. Каждый помещен на карту. Но что толку в картах, если настала пора двигаться? Пусть выходцы из могил сидят с карами в руках, скрючившись внутри своих влажных гробов. Мы ничем не можем помочь им. Собственно, этого и не требуется.

Дело было в самолёте.

Мы шагаем, не глядя под ноги. От свиста пуль встает хуй. Слюна бешеной собаки капает с пульсирующей залупы. Тяжело тормозить на льду. Ап-чхи!

Ты отъехал весь в блевоте.

Рубиновые огни в конце тоннеля. Мы стоим на рельсах, вспоминая цвет ушедшего поезда. Мы трогаем осколки костей, торчащие из дымящихся ран. Мы учимся водить заново.

Весь в блевоте и кровище.

Где живёт испугавший нас день? Где ютится он? Слабые здоровьем отщепенцы провожают маму в метро. Бородатые, они не желают соболезновать салу. Но жир копится повсеместно, и, рано или поздно, скользкие вёдра его опрокинутся в корыта вашего слепого благочестия.

Для червей теперь ты пища.

Мы разбиваем зеркала,

Бросая вызов предкам,

Но обнажаемся сперва,

Пердя легко и едко.

Мы разлагаем детвору,

Плюя гуммозной лимфой,

Грызём сосновую кору,

Закусывая нимфой.

Мы пробиваем потолки

Струёй кислотной спермы,

И реют наши огоньки,

И блеют наши серны!

Продолжается полёт,

Мимо островов, где вместо деревьев растут скелеты, мимо скал из человеческой кожи, мимо застывших кораблей-струпьев плывёт наша лодочка. Нам весело: ведь мы еще живы. И пусть кровоточит задний проход, пусть гнилые зубы сверлят пронзительной болью, пусть разлагается печень: но мы еще живы. Сердца наши колотятся.

Тихо воет самолёт.

В восторге мы тихо попискиваем: когда еще выпадет честь такая? Риск потерять кожу заставляет быть начеку. Кто знает, где край у лопаты. Копай и копай до упора. А упор уже скоро.

А внизу видно едва.

Е-2.

Шереметьево, бля, 2.

 

Мастер Пепка

 

<--PREVNEXT-->