Тетрадь - Композиция без номера

Эту историю мне рассказал покойный учитель Григорий Илларионович, и потому мне никогда не приходило в голову, что она может оказаться выдумкой. Я и сейчас не сомневаюсь в её истинности: могу поспорить, что если как следует порыться в архивах, наверняка найдешь упоминание об этом. Да мне все как-то не с руки было... Да и зачем? Да и потом, я ведь к истории и всяким там библиотекам в отношения не вступал никогда... Бывал я в разных местах, но вот касаемо архивов, или там еще что типа этого... Да хуй его знает, где они, архивы-то эти?!

Короче, во времена еще Пушкина обретался на просторах Руси помещик, землевладелец, то есть. Ну, тогда-то времена правильные были: он был владений своих полновластный хозяин и жил свободно, и не без воображения, опять же. Да, кстати, тут нелишним будет упомянуть, что звали сего господина Аркадием Ксенофонтовичем Гниловым, а род его был знатен и вёл, как говорят, своё начало от Новгородских купцов.

Ко всему прочему, было у него такое хобби: увлекался он исследованием различных закусок, особенно к водке, потому как её в основном, понятное дело, и пил. Ну, то есть рецепты там собирал различные, и все такое прочее. Труды читал по медицине, да по химии. Но наука официальная в те времена не особо, конечно, продвинулась по этой части. Так, с местными колдунами, да знахарями - тоже советовался. К сорока годам, поговаривают, сам рецепты стал изобретать. Да такие, что попробуешь - и не поймешь, что ж там такого намешано-то... А вкус - опизденительный! Кажется, вот только бы и пил с утра до вечера эту водку - и закусывал, закусывал, закусывал, закусывал, закусывал...

Ну, помимо всяких диковинных штучек, он, разумеется, и в "классике" так сказать, держался на первейших местах с далеким отрывом. То есть, взять там всяческие соленые огурчики-грибочки, так у него там десятки сортов, да сотни рецептов, да каждый - неповторимый...

Но все же Ксенофонтович Аркадий (я переставил имя с отчеством для благозвучия только лишь) в долгих раздумьях все никак успокоиться не мог, и искал повсюду некий путь иной, который до него не был никем пройден. И хотелось ему чего-то принципиально нового, свежего, "как поцелуй ребёнка" - и в то же время - простого и доступного. Часто вспоминал он восточную притчу о чудесном вкусе простой воды - и решил, что в области закуски тоже обязательно существует нечто такое, что всегда находится прямо перед носом, так сказать, но никому ещё не приходило в голову использовать его в этом качестве. "Не приходило в голову... Не приходило в голову..." - Бормотал как-то раз Аркадий Ксенофонтович, вытаптывая кругами свинорой на задах конюшни. "В голову. Да... Приходить в голову. Брать в голову... Давать голову... Голову. Брать в голову. Брать в рот. Сосать. Сосать хуй... Боже! А что если..." - Прерывисто вскрикнув, он чуть ли не бегом устремился к усадьбе.

Здесь надо заметить, что помещик наш был человеком всесторонне гармоничным, и в смысле отношений с противуположным полом - тоже, очень и очень. Супруга его принесла за пять лет совместной жизни трех мальчиков и девку. Весьма здоровые дети уродились, между прочим. Конечно, барин позволял себе время от времени развлекаться... Жена его с пониманием относилась... И, как сейчас принято говорить, групповой секс, практиковался в общем-то без стеснений каких-то там. В меру, конечно, без излишеств, но с полной самоотдачей: люди-то здоровые были, сильные, плодовитые, не какие-нибудь там пидоры-импотенты... Гомиков тогда вообще не жаловали, даже если знатного роду. Мочили жестоко, чтоб настрадался перед смертью всласть. А так с ними и надо, наверное... Впрочем, я, кажется, несколько отвлекся...

Ну, так вот. Барин во всех развлечениях этих проявлял себя как стойкий натурал, хотя иногда и позволял себе насадить на палку тугую мальчишескую попку. Однако же самка для него всегда оставалась предпочтительнее. Может, от этого-то и не додумался сразу: это я о закуске опять-таки. Тогда, топчась задумчиво возле конюшни, вспомнил он вдруг, как супруга его как-то раз, дурачась, приказала ему слизывать капли собственной спермы со своих холеных ножек. И Аркадий Ксенофонтович, целиком отдавшись нахлынувшему вдруг приступу мазохизма, с удовольствием исполнил это требование. Сейчас же он вспомнил вдруг вкус спермы, и тот час примыслилось ему, что будь этой спермы много, да эдакой густой и горячей - так лучшей закуски во всем свете не сыскать!...

Поймав у ворот шестнадцатилетнего Ивашку, барин отвел его в беседку, где стоял всегда изящный березовый столик, накрытый несвежим уже куском темного бархата. По дороге в беседку крикнул он Савелию:

Слуга тот час бросился к барским погребам. Барин же тем временем, уединившись с Ивашкой в беседке, принялся распалять подростка рассказами о своих похождениях по Питербургским домам терпимости, от чего мальчонка аж заёрзал на полированной берёзовой лавке. Тут как раз и водка подоспела. Отослав Савелия, барин снисходительно бросил Ивашке:

- Ну, что... Вижу я, сладко слушать тебе истории эти... Да ты не тушуйся... Молодые яйца отдыха не знают, хэ-хэ-хэ, так и раздуваются... А ты, парень, не терпи: терпеть вредно - так и умом недолго повредиться... Спускай портки, да подрочи! Я тебе ещё не рассказывал как мы с женой к графу Бондареву на именины ездили...

Короче, находчивый Аркадий Ксенофонтович умело разогрел паренька. Когда Ивашка готов уже был выбрызнуть из своих семенников изрядную порцию молофьи, барин наполнил рюмку холодной водярой...

...Ивашка, не ожидавший совершенно такого оборота, хотел было возразить, но тут же протест застрял сам собой в его глотке, ибо вспомнилась ему вдруг участь Гришки Жмырика, тоже крепостного паренька одних с Ивашкой лет... Гришка не послушался тогда барской прихоти: когда к Аркадию Ксенофонтовичу приехали гости, господин Гнилов приказал подростку укрыться под очком барского отхожего места и подтирать языком своим промежности каждого посетителя, после того как последний опорожнит свой кишечник или мочевой пузырь. Конечно, дело не из приятных... Однако ж, бывают любители. Но Гришка не из таких оказался. И за это его живьем сварили в птичьем говне.

Ивашка быстро смекнул, что благоразумнее всего будет исполнить барскую прихоть, тем более что ничего особенно противного Аркадий Ксенофонтович от него не требовал, скорее, наоборот... Не мешкая, он принялся яро надрачивать, но круживший где-то совсем рядом оргазм с испугу как назло куда-то исчез, оставив после себя лишь щемящее чувство тепла и безмятежности.

Тут именно, пожалуй от ощущения ужаса при мысли о перспективе принять за неповиновение хозяину смерть лютую, Ивашка сипло завизжал и бурно вдруг кончил барину в харю, так что тот аж сморгнул и закашлялся...

...Ну, вы понимаете, что Аркадий Ксенофонтович был весьма и весьма огорчен. Ивашку решено было казнить старым добрым способом. К белому бархатному животу его приставлена была труба от самовара с посаженной внутрь крысой. К заднему концу трубы поднесли горящий факел. Обезумевшее животное, желая во что бы то ни стало спастись от пламени, вгрызлось в брюхо парнишки, который вскоре потерял сознание, а затем, не приходя в себя, скончался.

- Быстро отрубился, падла... - прокомментировал происшедшее старший егерь, попыхивая трубкой, - Совсем, почитай, не мучался... Надо было вниз головой его подвесить, а потом двуручной пилой через очко - вжик-вжик... А с крысой - это зря они. Животному только боль причиняют...

Здесь необходимо отвлечься на время от сутулой фигуры старшего егеря и упомянуть об одном обстоятельстве, на котором вначале я забыл заострить внимание читателей. Дело в том, что Аркадий Ксенофонтович кроме всего прочего, слыл заядлым охотником. Речь здесь, разумеется, идет не об охоте как о средстве пропитания, а именно о сугубо человечьем развлечении, заключающемся в массовом умертвлении большого количества случайно встреченных животных. Многие считают эту забаву весьма достойным времяпровождением. Они, как видно, не слышали о куда более остроумном увеселении: охоте на охотника. Будучи приперт к стенке, человек склонен подчас проявлять чудеса смекалки; неиспользуемые ресурсы мозга подключаются и пашут, как бешенные... Одно удовольствие погоняться за безоружным человеком с собаками, а потом, прострелив ему суставы на ногах, оставить на растерзание разгоряченным зверушкам...

А впрочем, вернемся к нашим баранам. Вся пикантность ситуации заключалась, собственно, в том, что старший егерь Босманный Владимир Петрович, некрещеный, женатый на цыганке-полукровке Бушуевой, слыл ярым противником охоты как беспричинного истребления братьев наших меньших. Он был убежденным зоофилом и природозащитником. Вы можете спросить: каким же образом подобные убеждения совмещались с деятельностью Владимира Петровича как старшего егеря? Ага! Мне и самому не давал покоя этот вопрос! Так и не отважился я задать его учителю моему Григорию Илларионовичу. А жаль, ах, как жаль...

Между тем, старший егерь Владимир Петрович постепенно мрачнел, а порою в открытую заявлял о своем несогласии с хозяйской линией. Как-то раз на день Святого Ярила барин с приближенными сидели в парной, охлаждаясь пивом.

- Вы, барин, это... охоту-то бросьте-с, в натуре... - тихо обратился вдруг к разомлевшему от оральных ласк Аркадию Ксенофонтовичу Владимир Петрович, - Именем Сатаны прошу вас, бросьте... Завалю я вас иначе-то... Так-то-с...

- Ты?! Меня?! - барин по-поросячьи захихикал, стуча себя по животу распаренными ладошками, - Да я тебя, пидора, говно есть заставлю, пока, сука, не сдохнешь... Щас вместо неё вот будешь досасывать... А ну!! - он отпихнул ногой минетчицу и, ухватив проворно старшего егеря за чуб, придвинул его плоское ощерившееся лицо к своей покрытой слюною залупе:

Старший егерь подчинился... Вскоре он заработал губами как настоящий профессионал: барин стал периодически вздрагивать, издавая отрывистые кошачьи звуки. Окружающие одобрительно загомонили. Вдруг Владимир Петрович безо всяких пауз со всей на какую способен был силою сжал челюсти и резко, как штангист, привстал, мотнув головою. Барин грузно шлепнулся на пол, издав звук, похожий на плач грудничка; он сжался, словно зародыш, и струйки крови обильно окрасили его волосатые ноги. Старший егерь выплюнул барский член в бочку с пивом и глухо зарычал. Но куда там! Тотчас накинулись на него со всех сторон и стали пиздить так, что только брызги полетели.

Покалеченный барин, шатаясь и капая, выскочил в сени. Там ухватил он губами за обе дырки любимую двустволку, а большим пальцем ноги, как водится, курочки-то и приспустил. Выстрел грянул. Избиение старшего егеря, словно по команде, прекратилось. Правда, вернее было бы сказать "мертвого егеря", потому что Владимир Иванович к тому времени уже, увы, испустил дух.

В предбанник сбежались люди. Ну, что они там увидали, вы думаете? Понятное дело: потолок весь в мозгах; часть мозгов попала на керосиновую лампу, и вонь стоит ужасная... А егерь мертв тем временем... Отмучался.

Ох, как вознегодовали все тогда! Вдова Мария Алексеевна распорядилась всех членов семьи Босманного казнить путем посадки на кол. Не пожалели даже годовалого Петеньку и трехлетнюю Дашеньку. Ну и что? На третьи сутки стихли душераздирающие стенания, доносившиеся с ячменного поля, где установлены были колья... А тут выяснилось вдруг, что племянник егеря был в то время заграницей. Ну, он вернулся, разумеется. Он навестил как-то раз усадьбу Гнилова. Да не один, а со товарищами... Ну, как вы понимаете, усадьба сгорела. Трупы тоже сгорели. А вот золотишко, да прочее дивное добро - не пострадало, нет: его там уже не было!...

КОМПОЗИЦИЯ БЕЗ НОМЕРА