ВСЯ ЖИЗНЬ ВПЕРЕДИ

Вороша слабо потрескивавшие угольки костра узловатой палкой, отец сощурил глаза и тихо прошептал:

- Э-э-х, огонь, огонёчек, золотистый кренделёчек... Э-э-эх, ты танцуй, танцуй, танцуй, да головешечки мурцуй...

- Папа, а что значит "мурцевать"? - спросил маленький Алеша, вдруг выйдя из короткого оцепенения и встрепенувшись.

- Мурцевать, - задумчиво пропел отец, почесывая топорищем правое колено, - мурцевать, сынок, это значит: "жестоко пиздить", "стучать по ебалу", "мрачно колбасить" кого-либо...

- Это по типу того, как ты колбасил сегодня дядю Виталика? - снова спросил ребенок, тоже почесываясь.

- Ну, да... - с расстановкой ответил отец, - Примерно так...

С пару минут они молчали. Слышно было лишь потрескивание костра, да крики далеких птиц.

- Пап, - опять поднял голову задремавший было Алеша, - Пап, а скажи: дядя Виталик сдох?

- Разумеется, сдох, ты чего дураком прикидываешься? Мы же с тобой только что съели его печень. А человек без печени жить не может, усёк? От-так вот...

- А почему? - не унимался сынишка.

- А потому, что печень - очень важный орган в теле человека. - выразительно молвил отец, закуривая "Житан" без фильтра, - От неё, Алешка, зависит обмен веществ, а следовательно, жизнь.

- Так что, если вещества не будут обмениваться, жизни не будет, так что ли?

- Ну конечно... Да разве ты не знаешь? Ведь жизнь это... это бесконечные изменения. Бесконечный обмен веществ. Усёк?

- Усёк... - Алеша задумчиво ковырялся в паху.

- Ты пойми, - продолжал между тем отец, придвигаясь ближе к пламени, - обмен веществ заключается в том, что поступающая в организм пища расщепляется: хорошие, полезные вещества идут на строительство постоянно обновляющихся тканей. Ну, а плохие - превращаются в кал, то есть, в говно...

- Ну, пап... А вот ты говоришь, что вся жизнь - это обмен веществ... Значит, люди тоже бывают полезные, а бывают плохие, то есть, говно? - спросил Алеша, ёрзая на спине выпотрошенного трупа дяди Виталика.

- Ну, а то ты сам не знаешь! - усмехнулся отец, доставая из сумки "Калашников" и проверяя положение предохранителя, - Люди, они так и живут...

- Да, но ведь когда человек умирает, он все равно весь превращается в говно! - осторожно возразил отцу мальчуган.

- Смекалистый ты у меня растешь, командир, - ласково улыбнулся папа, - Разумеется, все - в говно.

Они опять замолчали. Отец отложил автомат, притянул к себе за ногу труп Натальи, снял с еще теплой ступни туфлю. Секунд пять он смотрел на нее, а затем, приложив внутренней стороной к лицу, с наслаждением вдохнул:

- Ухх, хороша была девка! - он кинул туфлю в костер, почесал поцарапанную щеку, - Ух, хороша, блядь, ёбаный христос...

- Пап, а пап, - Алеша снова беспокойно заерзал, - А дядя Виталик, он был плохой?

- Да нет, отчего ж плохой? Хороший... И вкусный к тому же... И вот тётка - тоже, кстати... Вкусная тётка! Но она, сынок, вкусная по-своему. - отец распрямился, крякнул, достал из ширинки набухающий темной кровью пенис.

- Это как же? - спросил Алеша, хитро сощурившись.

- А так же... Тебе еще вкуса бабьего не понять по-настоящему. Подрастешь - тогда поймешь, а пока что - смотри, - отец нагнулся над телом Натальи, придвинул его к костру. Затем он подложил под живот трупа раздутый от поклажи рюкзак и разорвал на мёртвой платье и нижнее белье длинными сильными пальцами.

Мальчик придвинулся поближе и с интересом стал разглядывать круглый белый зад женщины, сощурившийся единственным своим коричневым глазком в туманное небо. Ребенок тоже вынул из штанишек свою отвердевшую палочку и принялся гладить разрезанным помидором головку, быстро вращая ладошкой. Отец тем временем густо сплюнул между ягодиц Натальи и, приняв стойку всадника, с протяжным вздохом медленно углубил свой фаллос в её прямую кишку. Оседлав таким образом мертвеца, он с минуту оставался неподвижен, а затем гибкими неторопливыми толчками стал раскачивать женское тело. Алеша отбросил помидор в сторону и яростно мастурбировал обеими руками. Вдруг он зажмурился и чуть слышно взвизгнул... Тоненькая прозрачная струйка выплеснулась на влажные от помидорного сока ладошки. Отец меж тем продолжал раскачиваться на трупе, постепенно ускоряясь...

- Э-эх, сынок, сынок, завидую я твоей молодости, - сдавленно проговорил он, не выходя из ритма, - В твои годы о молофье можно не заботиться, транжирить её как попало... Я-то, вот, в свои тридцать пять, я уже на такие растраты морального права не имею!

- Да ладно тебе, пап, ты ж молодой еще, спускай, не зажимайся! - улыбнулся Алеша, застегивая штанишки.

- А молодость, она, сынок, не вечна, как и обмен веществ! - пропыхтел отец, ускоряясь все больше и заметно краснея, - Ну, да ладно, парень, так и быть, считаем, что ты прав! - он резко запрокинул голову и, оскалясь и зажмурившись, с утробным рычанием выпустил обильный заряд семени в разогретый анус мертвеца.