Скажи мне, мёртвый пехотинец,
Почем продал ты жизнь свою?
Гнездо я в черепе совью
Твоем. И знойный голос шинниц
Пронзит вечерний перезвон
Колоколов. И этот голос
Вползет нам в уши словно полоз,
И никогда не выйдет вон.
Так спи, солдат: звезда нам светит,
И степь зовет, в безбрежное маня.
Травы рукой схватив меня.
И я смеюсь: со мной смеются дети
Разрухи нынешней. Но будущее — с ними!
А ты подох: пованивает труп.
Мы выклюем глаза ему к утру,
И скальп с него вихрастый снимем.
Дула Дунька на кулак,
Дунька Кулакова:
Целку дрелью прорвала
Не сказав ни слова.
Ни родителям, ни мне,
Что следил за нею.
Хуй дрочил свой при Луне:
Думал, поумнею.
Да, видать, не суждено
Мне умом разжиться…
Я, хоть не на службе, но
Знаю джиу-джицу.
И кунг-фу, и карате,
И английский бокс,
И рассыпал на паркет
Колумбийский кокс.
Белой вдовушки напас —
И пора за стол.
— Вы в игре?
— Я? Не, я — пас,
Номерок мой сто:
Сто ударов утюгом,
Сто глотков мочи,
Сто словечек о благом,
(Говноед, молчи!)
Сто дробин в прямой кишке,
Сто сигналов «стой!»,
Сто депеш в родной Бишкек,
Сто вагин с кистой.
Сто блудливых Римских Пап,
Сто картонных змей,
Сто гнилых тигриных лап,
Сто стальных скамей.
Сто кинжалов, сто точил,
Сто серпов в крови,
Сто укрытий, где дрочил,
Сто грамм eau-de-vie.
Сто лимонов отступных,
Сто увядших роз.
Сотка девичьей ступни,
Сотня злых угроз.
Сто смазливых храбрецов
Для богатых дам,
Сто отверстий в снах отцов,
Сто замшелых дамб.
Сто червей, сто соловьев,
Сто кусков грина,
Сто минетчиц, ё-моё,
Сто яиц слона.
И еще сто раз по сто!
И еще сто раз!
Сто таблеток от глистов,
Сто бухих зараз.
Постепенно я сопрел
Так считать до ста…
Снег метёт, хотя апрель:
Сотня как с куста.
Сто подсушенных прыщей,
Сто дырявых крыш,
Сто селёдок, сто борщей,
Сто вопросов «Ссышь?»
Сто валетов, сто тузов,
Сто кусков халвы,
Сто блядей без тормозов,
Сто признаний в…
Всё! Хорош! Пиздец всему!
Сто глотков вина…
Я расслаблюсь и зевну:
Все идите на…!
По зову тьмы я к вам вернусь
В угаре судорожном завтра,
Сквозь смрад и пепел, дурь и гнусь
Восстану Солнцем ясным марта.
Втопчу кресты в весенний снег,
Безгрешной поступью ступая,
А по пятам за мною — Смерть
С косою старою, скупая.
Я вместе с дымом прилечу,
Полночный голод унимая.
В кошмарах ваших — я кричу
Истошным воплем Первомая!
И смазкой пиздной стает лёд,
И потечет мощей помада,
Как ангелов визжащих влёт
Мы угостим свинцовым градом,
И куполов консервный блеск
Придушим пламенем пожарищ…
Услышь церквей поганых треск
В ветрах грядущего, товарищ!
Калёным вырежем клинком
Мы гнойники на мира розе,
И по обломкам их икон
Проедет с рёвом наш бульдозер!
Ну, что, Митяй, дали мы с тобой жару!
Паровозами разогнали депрессивный приход!
А чтоб ненароком в голове ничего не лежало,
Приберег я для нас пробки на задний проход.
В дороге, Митяй, случаи бывают разные,
Опасность в пути стережет на каждом углу.
Но мы всё оборем, и тризну по павшим отпразднуем,
А затем разденемся и на трупах начнем блуд!
Ты, Митяй, особо-то не расслабляйся до времени:
Храбрецы и почище нас с тобой героями посмертно стали.
А снег и ветер все ж лучше пули в темени,
Переждем непогоду — и вперед, к отцам стали!
Что молчишь? Яд подействовал? Чуешь кончину?
Удивлен? Ошарашен? По телу бегущая боль?
Материшься, хрипя, проклинаешь меня, палачину?
Смерть уж близко, Митяй: ты прибыть к ней в объятья изволь!
Стих неровен, хромает культями безногая рифма,
Смысл неясен, невнятны больные обломки-слова.
Я на катере мчал, да нарвался с разгону на риф, на…
И мозгами забрызгала камни моя голова.
А мозги мои чайки склевали под вечер, порхая,
И гудел в океане могучий трубач-пароход.
Но мозги на камнях — это, Митя, примета плохая.
Я не зря приберег для нас пробки на задний проход.
Страх опоздать. Разве есть вещи гаже?
Долгожители, как вам спиться под утро?
Но стрелки шаг аккуратен и слажен,
И воды все так же несет Брахмапутра.
Это мы тут по стенам тараканами ползаем,
Саранчой двуногою коврами стелемся.
Такое количество не может приносить пользу.
Застыла планета в ожидании реверса.
А я? Стою, весь в пыли грядущего
(А грядущее туманное, кто познает?)
Хуем раздвигаю маслянистые гущи его,
Кончаю бурно — и грядущее исчезает!
В этот момент останавливается стрелка,
И звёзды, презрительно рожи корча,
Глядят в океан и смеются:
— Мелко!
Пожрала Землю человечья порча!
Бойких девушек люблю:
Весело мне с ними!
К ебеням плаксивый блюз
С мухами мясными.
Мы станцуем рок-н-ролл…
Нет! Шаманский танец!
Я унынье поборол,
И пляшу, засранец!
Снайпер пьяный в бубен бьет,
На губах — улыбка;
Потноногое бабьё
Телом вертит гибким…
Визг и хохот заливной,
Молнии в глазах.
Нет шеста? Давай бревно!
Шевелись, коза!
Накурились — сразу в жор?
Почему так грубо?
Резче палки, дирижер!
Поднатужьтесь, трубы!
Барабаны, веселей!
Бензопилы, жестче!
Мы шагаем по Земле
Как медведь по роще!
Мёд космический нас ждет,
Горький словно водка.
Под урановым дождем
Мы станцуем вот как!
Раз-два, раз-два, раз-два-три!
Три-четыре-раз-два!
Ты, браток, стекло протри
На прицеле грязном:
Скоро в бой.
Судьба зовет,
Ну а мы — в ответе.
Заряжайте миномет:
Мы уже не дети.
Мы уже богатыри,
Бородаты рожи.
На ладонях волдыри,
На залупах — тоже.
Мы — Безумия гонцы,
Неизбежность ночи.
Наши пряные концы
Мать-Природа хочет!
Наши ноги — секачи,
Наши руки — змеи.
Мы Вселенной палачи!
Цепи адской звенья!
Трепещите: близок час
Светопреставленья.
Кровь прольётся как моча,
На крестов поленья,
И придёт Великий Зверь,
Эры новой вестник:
Мы раскроем ему дверь
С этой бодрой песней!
Решив, что правит мной гашиш,
Хуйню большую совершишь!
А засмеешься как дикарь —
Заставлю выучить букварь.
Скорее думай! Время нет!
Секунда прочь как звон монет,
И лебедь опаленный вслед
Заре взлетел, сглотнув послед.
На зависть вышколенным псам
Я бью коленом по усам,
И дух уходит к небесам:
Он за себя ответит сам.
К чему всё это? Ни к чему.
Восславим яро Мать-Чуму!
И, святость лживую поправ,
Прорежем тишину дубрав
Мы кличем зычным: эге-гей!
Ваш чахлый бог в натуре гей!
Вы –— стадо жертвенных овец,
Среди которых пьян боец!
Вы рождены, чтобы истлеть,
Всю жизнь, вылизывая плеть,
Что вас секла в седых веках…
Скажите, в чьих она руках?
Не пускайте деньги в дом
Дальше коридора.
Человек, судьбой ведом,
Каждый без разбора.
Я сегодня — комиссар,
Завтра — хуй горбатый.
Достоевский прописал —
И вперед, солдаты!
Ошибаться всем дано,
Но не всем прощают.
Опыт нужен всяк, да, но
Путь не освещают.
За себя в ответе лишь,
Ну, а Смерть-то рядом.
Самокрутку засмолишь
С конопляным ядом,
И раздуются меха
Негубной гармони,
И прольются облака,
Сизые от вони.
И красавица-метель
Пёрнет снегом колким,
И постелят мне постель
Во сугробах волки,
И вернется комиссар
Со своим отрядом:
Самокруточка в усах
С конопляным ядом,
И вернется гадкий гном
С пыточным прибором…
Не пускайте деньги в дом
Дальше коридора.
Рожден слепым, ты верил в зрячих
И целовал тепло их рук…
Поди, проверь, что мальчик прячет,
Проковыряв в пальто дыру.
Прижав к камням гнилую челюсть,
Ты вздохи слышал за стеной:
Там человеки шли на нерест,
Сливая в баб козлиный гной.
Но ты, невидящий с рожденья,
Напрасно хуй свой теребил,
Дроча, порой до изможденья,
И рожи корча как дебил.
Лихой отряд уродов зорких
Твой город чёрный разорял,
Пока вдыхал ты запах хлорки
И пальцем в жопе ковырял.
А за спиной твоей сутулой
Ментов кружился хоровод,
И песню пел трубач из Тулы,
Вставляя провод голый в рот.
Маячил серп в листве кудрявой,
Змея шуршала под ногой,
И всем хотелось на халяву
Владеть женой твоей нагой,
И всем хотелось поглумиться,
Плюя в незрячие глаза.
Толпа шипела, словно пицца,
Толпа желала наказать.
А ты стоял, глотая пламя,
Губами синими, как лёд.
Ты был не с ними: ты был с нами,
Ты в наш садился самолет.
И, вскинув гордо серп летучий,
Врагам вспорол колбасы шей,
И разом всех их ужас вспучил:
Ты разогнал их как мышей!
И, возвышаясь над долиной,
Изрёк, пугая эхом птиц:
— Червей моих близка лавина!
Немедля все падите ниц!
Но хуй там: грохнули пищали,
И ядра мозг твой разнесли.
Дегенераты не прощали,
Обиды явной не снесли.
И труп твой, тлеющий гнусаво,
Глодали пасти скользких крыс.
И, будто в фильме Куросавы,
Блестел твой череп, бел и лыс.
Мне мандавошки рассказали
Под сенью трепетных зеркал,
Что на сиреневом вокзале
Двойник мой кровью насморкал.
Смеялся я: известно дело,
Хуёв отсосанных несмело
И жоп надорванных комбат,
Двойник мой дюже заебат!
Сказал я мандавошкам прямо:
Не сметь тут сплетни расплетать!
От сплетен — дух помойной ямы,
Сплетал их сифилисный тать!
Смеялся я: известно дело,
Мне небо много сплетен спело,
Но, не поверив ни в одну,
Я гирей падаю ко дну.
Мне мандавошки отвечали,
Что, лжи небесной мёд вкурив,
Увяли сплетники в печали,
Клевал их трупы тощий гриф.
Смеялся я: известно дело,
Нас Смерть-пизда пока не съела,
Так на хуя ж точить тоску,
Наевшись грязного песку?
Смеялся я: известно дело,
В снегу уёбище пыхтело,
Губами часто шевеля
Как проститутка из Кремля.
Смеялся я: в натуре, праздник
Себе устроил я, проказник.
Смотрел сиреневый вокзал
Как яйца я себе лизал.
Дай руку, друг! Ведь нас так мало,
И время стрелками кинжала
Стрекочет, словно стрекоза…
И вянут снайпера глаза.
Дай руку, враг. Твой выстрел первый:
Из хуя в глаз солёной спермой
Стрелял мамане твой отец,
И сдох, пиздой сломав конец.
Кто вышел в море — в добрый путь!
Желаю вам удачи.
А кто в пути решит вздремнуть,
Проснется и заплачет.
И слёзы эти будут жечь
Борта и переборки:
Пронзит корабль отравы меч!
Задёрнет счастье шторки.
И вот тогда, у вод в плену,
Ты вспомнишь меня, мальчик.
Дай, я в глаза твои взгляну,
Мои деды — кяманчи!
Индейцем рос я в шалаше
Из человечьей кожи,
Зазу-
бринам на палаше
Теряя счет, похоже.
Теряя силы и мечты,
Теряя вдохновенье…
Среди людей растёшь и ты,
Пуская гер по вене.
Живёшь удачливым скотом,
Молясь на грязный перец.
Живёшь, не ведая о том,
Что ты, как я — индеец.
Выворачивай карманы —
Доставай у.е.
Посмотрите: это раны,
Раны на хуе.
Где-то в солнечном Палермо
Ждёт она, груба.
Посмотрите: это сперма
На её губах.
Это дьяволово семя,
Привкус новых дней.
Соглашаюсь я со всеми:
Все — гурьбою к ней.
Не откажет, приласкает
Ненасытный зев.
Улетучится тоска их,
Взвоют, оборзев.
Налетят, животных стая,
Изнывая от
Страсти, что как смерть простая:
Кончи суке в рот!
И мошонки подожмутся,
И конвульсий дрожь
Будет бить их алой бутцей
В дыни спелых рож.
И она –— в смятенье скором
Пропотеет враз,
И росой забрызжут поры,
Тысячами глаз.
Сперма рот её наполнит,
Стонет… Первый спазм —
И в огне когтистых молний
Расцветёт оргазм.
Боксеру не нужны нунчаки:
Боксер въебет и без нунчак.
Гудит смертельный излучатель
В сиянье желтом как моча,
И смерть косою ржавой машет,
И словно мухи люди мрут,
И проститутке пьяной Маше
Стальной вставляют в жопу прут…
И рассыпаются оковы,
И тормозит локомотив;
Средь бела дня гогочут совы
Лезгинки бешеной мотив,
Кровавых ужасов печати
Всплывают, вороном крича…
Боксеру не нужны нунчаки:
Боксер въебет и без нунчак.
По небу я летел и плакал:
От счастья плакал и тоски,
И, словно надышавшись лака,
В смятенье праздном тер виски.
Я был во сне, само собою,
Ведь крыльев людям не дано:
Они ползут по полю боя,
Глотая алое вино.
И вопиют, угрюмо скалясь,
Отрыжкой кислою смердя;
Откусят хуй, коль дашь им палец,
И мало будет им, блядям…
Лети со мной: пусть взмоет тело!
За миг мерцающий держись!
За этот миг отдам я смело
Всю их воняющую жизнь.
Настанет время - молний пальцы
Сожгут мой торс.
Пройдет гроза —
И одинокому скитальцу
Мой пепел попадет в глаза.
