Борис Задунайский

Трагикомедия растабуированного абсурдизма в творчестве Мастера Пепки на примере сборника рассказов "Нагноение".

Литературное творчество прошло долгую эволюцию от чисто прикладных описаний событий и притч со времен древнего мира, нравоучительных и куртуазных романов средних веков до приключенческих романов, удовлетворявших потребность в фантазии, которой так не хватало уже слишком рациональному человечеству. В XX веке в России под воздействием тоталитарной идеологии приобрел массовость реализм. Точнее - соцреализм, соединяющий под одной обложкой реалистичные описания измышляемых событий со своей внутренней логикой, не имеющей отношения к реальности - сюжеты "любовь у станка", "достижения советских ученых" (в первую очередь советских, а потом уже ученых) и т.п., которые замечательно спародированы в произведениях Юза Алешковского.

Разумеется, долгое насилие и удержание творчества писателей в строго определенных рамках не могло не искать выхода в новых творческих формах, приведших к появлению постмодернизма. Еще великий философ Ницше писал в "La gaya scienza": "Нам не дано увидеть то, что происходит за углом: а ведь как гложет любопытство, как хочется узнать, какие еще бывают интеллекты и перспективы [...] Но я полагаю, что ныне нам по крайней мере не придет в голову нелепая затея, сидя в своем углу, нахально утверждать, будто бы имеют право на существование лишь те перспективы, которые исходят из нашего угла".

Вот таким взглядом с другой стороны и является творчество Мастера Пепки, которое наносит удар по монополизму в сфере общепринятого мышления, признающего только четкие традиционные этические взаимосвязи, разбивает идеологический диктат "красивости", показывает жизнь обывателя тем, чем она является - неприглядным путем к смерти, но при этом не ставит лозунгов, не страдает морализаторством, а лишь передает свои чувства по этому поводу, используя всю мощь творческого пространства ирреальных трансформаций и интерпретаций.

Использование языка массовой культуры в "Нагноении" показывает направленность произведений, составляющих сборник, именно на описание человека массы, или же описание коллективного бессознательного той части населения, про которую писал так Шопенгауэр: "Подобно аристократии общественной, и в аристократии природной приходится десять тысяч плебеев на одного дворянина и миллионы на одного князя. И здесь большинство есть сброд, plebs, mob, rabble, la canalie...". Юнг в своих трудах писал, что современный человек теряет из вида свою изначальную инстинктивную природу и воспринимает свое подсознание как помойную яму. Вот содержание этой помойной ямы и выливается на читателя в "Нагноении" - чтобы тот сам мог осознать загнивание человечества в тихом и мирном болоте обывательства. Использование художественных приемов, которые большинство критиков сочтут "некультурными", применено именно для создания не логического, но семиотически-архетипичного ассоциативного ряда. Не логика и смысл, а игра образов являются красками используемой Мастером палитры. То, что Владимир Сорокин показал в романе "Норма", а именно - норму советского образа жизни как апофеоз шизофренического абсурда, продолжил Пепка в своем сборнике рассказов. В нем показывается иррациональная абсурдность внутреннего мира так называемого "стандартного человека" не какой-либо конкретной общественно-политической системы, как это показывали Сорокин, Оруэлл в "1984" или Замятин в романе "Мы", а охватывается проблема в целом, равно приложимая к любому времени и любой стране. Мастер Пепка видит обывателя как живого мертвого, который теоретически может ожить, но боится этого - боится посмотреть внутрь себя и очистить внутреннюю помойку, что не менее уродливо и более отвратительно, чем внутренний прокурор у Пелевина (Чапаев и Пустота), и эта глупость человеческая одновременно трагична и смешна: "Все покойники на самом деле очень хитры. На их застывших лицах - гримаса засасывающего безразличия, но на самом-то деле - все они смеются! Да, они все смеются гомерическим утробным смехом, издеваясь над нами, живыми, что ходят по земле, стуча в сосновые двери, да так ни разу не решаются заглянуть внутрь своего дома." (Веселые покойники).

Автор художественно описывает различные аспекты этой проблемы, считая внешнюю благопристойность лишь прикрытием, маской, простым покрытием над зловонной ямой души обывателя: "Я оторопел, ибо никак не ожидал, что Черепан так жесток и бесчувственен по отношению к своим близким. Да-а... Вот так внезапно и открываются порою темные стороны наших блуждающих душ... Такие вот люди обычно ничем не выделяются: они незаметны, потому что носят ласковые добрые маски. Но! Рано или поздно - маска эта спадает, и тогда они показывают волчье свое нутро." (Сук)

Понимая, что государство - это, в первую очередь, население, большинство которого и составляют "средние люди", Пепка не описывает его отдельно, как делали это упомянутые выше авторы в своих антиутопиях, а приравнивает государственный механизм к человеческому организму: "Человек создал по своему подобию огромный и сложный организм: государство. Тело человечье построено по принципу подчинения, и государство - это большое человеческое тело. В государстве тоже есть голова, которая жрет больше всех, и руки, которые работают, и ноги, которые ходят..." (Капитан Кряуз).

Писатели времен социализма обнажали неприглядную сущность современной им реальности, развенчивая коммунистический (социалистический) миф, который был в свое время легко усвоен народом благодаря своей генетической связи с христианством (в обоих случаях - отрицание реальности во имя утопии-идиллии). Мастер Пепка, застав при своей жизни социализм, не стал сужать свой взгляд до сиюминутного в масштабах истории периода политической жизни отдельно взятых стран, а касается в своем творчестве именно христианства как более общного и исторически продолжительного выражения глупости человеческой, которое после краха идеологии коммунистов предприняло попытку возвращения себе роли государственной идеологии: "Если же ты, как и все трусливые бараны, перед смертью решил вдруг застолбить себе место на небесах, то у меня где-то в столе валяется нужный тебе амулет: крестик, а на крестике бородатый мужичонка. Некоторые имбецилы просят поцеловать его перед тем, как отправиться на тот свет... Я поищу его для тебя, если хочешь, но учти: фишка эта - беспонтовая." (Все свое носи с собой)

Нарушая все общественные табу своего времени, Пепка касается казалось бы вполне общеупотребительных тем, но со своей, иной точки зрения. И под этим непривычным углом на первый взгляд такая простая и понятная жизнь выглядит так, что текст поначалу кажется абсолютно лишенным реальности, и только потом понимаешь, что именно это - и есть реальность, та реальность, которая осуществилась бы, если подсознание обывателей могло бы материализовать свои устремления.

Автор касается самых различных проблем социума - помимо упомянутого, он затрагивает проблемы образования (Сын и Идолы), отношения родителей и детей как в детском возрасте (Рубанок и Жужелица, Вся жизнь впереди и позже), так и в зрелом (Скажи мне, кто ты?), его интересуют сравнение взаимовыгодных отношений и паразитизма (Кровь солдат моих), и даже браконьерство (Решение молчать) и этнографические изыскания (Каратели). Его рассказы предназначены для самых широких кругов населения: разные читатели по своему вкусу могут обратиться к рассказам в виде детектива (Впрыскивание), бытовой драмы (Половой вакуум), мистики (Атака жуков), рассказа ужасов (Мертвецы в Кембридже) или лирических стихотворений (Первый день весны). Мастер Пепка пишет даже в стиле детского самобытного творчества (так называемые "страшилки"), естественно, на более глубоком интеллектуальном и художественном уровне (Детская сказочка), обращаясь, разумеется, не только к детям, но главным образом ко взрослым, которые сохранили в себе чистое детское мировосприятие, только прикрыв его со взрослением броней общепринятых условностей - вспомните, что согласно психологу Берну "ребенок" является непременной составляющей психики.

Творчество выдающегося писателя своего времени диалектично, свое отношение к окружающему он выражает в виде искренней озабоченности античного o tempora, o mores! - но в своей художественной форме: "-Время! - заорал я, царапая подоконник окровавленным осколком столешницы, - Время! Ты, подлое, подлое время! Я ненавижу тебя!" (О времени и о себе), но при этом его протест и демонстрация неприглядных сторон жизни не сводится к примитивному нонконформизму или нигилизму, он находит и приятные стороны в окружающей реальности: "-Как хорошо на свете жить!..." (Голоса в пустой комнате).

Возможно, свое истинное отношение к миру Мастер Пепка выразил в одном из наиболее философских рассказов "Вот тебе и раз, Иоланда".

Великий психолог Карл Густав Юнг призывал к становлению самости человека, к объединению его со своим бессознательным. Но Мастер Пепка наглядно демонстрирует ущербность бессознательного стандартного индивидуума, давая понять, что прежде надо вылечить нагноение в мозгу, иначе никакое преобразование не остановит дальнейшего разложения.

Загрузив читателя десятками возникающих вопросов, автор не дает своих рецептов и не выносит "окончательных решений". Он просто уходит. Уходит сознательно, оставляя читателя наедине с появившимися вопросами, чтобы тот начал думать над ними самостоятельно, не становясь частью толпы без индивидуальной самоидентификации: "Но главное - тоскливо становится: ведь люди окружают тебя повсюду, ты словно зверь в зоопарке: заперт в клетке [...] и ты лежишь в углу и тихо воешь от бессильной злобы. Постепенно ты сам себе становишься противен, а это - хуже всего. Потому что это значит, что ты тоже превратился в человека, и теперь можно открыть клетку: ты уже не опасен... [..] Я бы скорее сравнил происходящие процессы с большим, туго наполненным гноем карбункулом, который вот-вот прорвется, и это будет тот еще спектакль... [...] Но все давно знают, что ненависть питает страх, а потому освободись от страха, чтобы стать свободным. [...] Наша задача - выдавить гной и вычистить рану." (Капитан Кряуз).

Сборник "Нагноение" - это возмутитель лености мысли человеческой, активизатор работы ума. Чрезвычайно богатая по содержанию в своей обнаженной бритвенной остроте постановки жизненно важных проблем общечеловеческого бытия, уже одним своим появлением книга Мастера предъявила литературе значительно более высокий интеллектуально-философский уровень требований, нежели бывший привычным ко времени появления произведения, став родоначальником одним из путей развития мировой литературной культуры.

Впервые опубликовано в сборнике "Эстетика и теория литературы
конца XX века. Трактаты. Статьи. Эссе.", изд. Моск. Ун-та, 2042г. 

 

 

 

<--PREVNEXT-->