– Ну, Дрозд, что скажешь? Правильный день сегодня? – Огурей глубоко затянулся и передал папиросу Питько.
Дрозд осторожно разложил на столе обломки человеческих зубов, моток капронового шнура и мусоросборник мини-пылесоса.
– Ребят, давайте лучше поебёмся! – Люда сняла колготки и, прислонив к лицу, вдохнула: – Ммм… Killer aroma, кому дать нюхнуть?
Дрозд протянул было руку, но сидевший за столом Фельдшер остановил его, взяв за рукав:
– Делу – время, потехе – час…
– Да ну вас, мужики называется… – Люда сосредоточенно теребила пальцами клитор, – Наташ, пойдем на кухню, я тебе полижу…
– А ну, стоп! – поднял руку Питько, – Не расслабляться! У нас сегодня дело впереди.
Женщины нехотя вернулись на диван. Наташа взяла пилку и принялась ровнять маникюр, Люда ушла в журнал «Наука и жизнь».
Дрозд высыпал зубы в мусоросборник, завязал горловину капроновым шнуром; встал, вытянув руку, с которой свисал шнур с мусоросборником на конце.
Он, вначале осторожно, а затем всё сильнее, принялся раскручивать мусоросборник, рисуя им в воздухе восьмерки по бокам от себя и над головой, четко следя, чтобы не задеть ничего и никого из окружающих. Отсчитав 666 восьмерок, Дрозд ловко поймал снаряд, снял петлю и высыпал содержимое на стол. В мусоросборнике до того, как Дрозд положил туда зубы, находилась мужская сперма, ногти с ног Натальи и волосы с лобка Люды.
Все стали рассматривать зубы с налипшими волосами и ногтями.
– Вот, – Дрозд подвинул мизинцем зуб из кучки, – Вот это – очень хороший знак. Это почти гарантированная удача, можно сказать…
– И вот неплохая маркировка! – Питько отделил еще один зуб из кучки.
– Но фигура легла не очень, – щипал подбородок пальцами Фельдшер, – Такой разброс не по-кайфу мне что–то…
– Да нормальный разброс, чего там… – Огурей ковырял гнойник на кисти: костяшки кулака его сильно пострадали в ходе добычи зубов.
– Ну, раз вы считаете, что нормальный… пошли тогда, чего тянуть… – Фельдшер встал, окинул взглядом комнату, вышел в прихожую.
Остальные потянулись за ним. Люда с Наташей вышли последними: им надо было одеться. Вскоре щелкнули замки входной двери, и в квартире воцарилась тишина. Только за соседней стеной то и дело что-то скрипело, и ритмично стонала женщина.
Через 1 час 02 минуты замки входной двери щелкнули снова. Зажегся свет. Огурей волоком втащил в комнату большой рулон линолеума. Наталья помогла развернуть. Питько караулил с молотком. В рулоне находилось тело юноши. Судя по свежесломанному носу и следам на шее, его оглушили ударом в лицо, а затем душили. Юноша застонал и пошевелился. Питько замахнулся молотком.
– Не надо, испортишь, – остановил его Фельдшер, – Снимите с него одежду; документы и что там в карманах – на стол отдельно… Одежду положите в пакет для мусора и сразу к двери его… Наташ, ты пленку расстели, так, чтобы плинтус закрыло. И раздеться всем наголо!
Около трех минут все были заняты.
Фельдшер достал дрель, свёрла и бритвы.
Ольга за стеной громко хохотала.
…
– Класс… Ой, умрешь с тобой… – она накинула халат и прошла в ванную, зажимая рукой влагалище.
– Это с тобой умрешь, – вяло отозвался Кирилл, следуя за ней к унитазу и пуская в последний тугую струю прозрачной мочи, – У тебя ж на пизде наклейка «не влезай – убьёт!»…
Ольга сосредоточенно подмывалась. Вода в биде пенилась.
– О, сколько наспускал–то… А ведь недавно еблись… у тебя бешенные яйца, что ли?
– Они самые, – Кирилл помассировал мошонку, накинул халат и вышел.
Ольга тщательно вытерла промежность, осмотрела свою грудь перед зеркалом, наморщила лоб, растянула рот в улыбке, скорчила гримасу томления. Оставшись довольна осмотром, она зарядила кальян, включила компьютер, и зажгла ароматические свечи.
Экран компьютера вызывающе мерцал.
Ольга пригубила мундштук.
А ведь скоро Новый Год…
Она выпустила струю дыма и клацнула клавишей.
Ушедший год моих страстей
Во мгле скворечника всё бьётся.
А на кривом его хвосте
Лежит Гаврила, весь покоцан.
И молвит он, тряся мошной:
– Любви доверию не внемлю!
Любить грешно, и бить – грешно,
Так где ж невинности-то земли?
Не я ль спешил их отыскать,
Встав до зари с гантелей?
Не я ль, упрямый, как доска,
Мешок ногой метелил?
Ходил в дешевеньком плаще
На встречу к алой цапле,
Гнал самогонку на хвоще,
Цедя раствор по капле;
Бежал навстречу всем ветрам,
Плюя знакомым в спины,
И заголял бесстыже срам,
Наследником слепимый.
Я пил вино, и пиво пил,
И водку – пил я тоже…
Из гноя девушку слепил,
И многим мы похожи.
Похожи, словно капли две,
Две гноя спелых капли.
Пуст дым шумит в хмельной листве,
Пусть греет Солнце сакли.
Пусть расцветает детвора
Уёбищным уродом…
Хочу сказать я вам:
– Пора!
Ура!
Всех – с Новым Годом!
…
Ольга отошла от компьютера, опустилась в кресло. В коридоре она увидела Кирилла. Стоя перед зеркалом в спортивном костюме, он навинчивал на ствол пистолета глушитель.
– Я тут стихи написала. Поздравление с Новым Годом. От мужского лица почему-то… К чему бы это, не знаешь?
Кирилл молча осматривал затворную раму.
– Ты куда-то собрался?
– Зайду к Огурею. У них там веселье опять, судя по звукам… Оль, а где перчатки, что я в ящик клал?
– Куда клал, значит, там и лежат, я не трогала: смотри внимательней…
– А, нашел… ты их под коробку с патронами сунула.
– Ну конечно, я сунула, ага… Тебя подстраховать?
– Сиди, отдыхай. Сам справлюсь… – Кирилл сунул пистолет подмышку и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
…
– Так что произошло, поясни толком? – Алексей принес кастрюлю с глинтвейном, поставил на столик, разлил багровый вар в толстые стаканы.
Ольга сидела на диване, укутавшись в плед; её заметно трясло.
– Что произошло… он пошел соседей мочить. А я еще подумала: подстраховать его надо, но так ломало… мы перед этим поеблись так сладко, ну, меня и разморило. А его на violence пробило вдруг. Вот так, на ровном месте, веришь?
– Постой, постой… – Алексей сделал маленький глоток и вернул стакан на стол, – Давай по порядку… каких соседей?
– Соседа. Огурея. Это был один из тех, ну, из той компании. Они там занимались примитивным колдовством. А Кирилл их выследил и уничтожал по одиночке. Те трупы, что ты взял у нас – это всё была та тусовка. А к Огурею тогда гости пришли, и они там развлекались… слышно было через стену, когда мы еблись с Кириллом. А они опять там жертвоприношение устроили…
– Жертвоприношение?
– Ну да… чтобы вызвать снег там, дождь, я не знаю… тень отца Геббельса, член фараона Рамзеса, блядь, я не знаю что еще… Они для этого людей вылавливали на улице. И потом с них с живых кожу сдирали и дрелью сверлили отверстия, в которые ебли их потом…
– Это ж какой тонкий нужно иметь член, чтобы пролез в отверстие от сверла! – вскинул брови Алеша.
– Слушай, я этих тонкостей не знаю, – она отставила стакан, взяла папиросу, – Может, они их ножом потом расширяли, отверстия эти… Какая разница?
– Так… любопытно… Продолжай, впрочем.
– А чего продолжать? Мы поеблись, отдыхаем, а они за стеной там терзать начали кого–то… ну, и все звуки слышно. И Кирилл давно просил их, чтоб потише, но они человеческого языка, блядь, не понимают… они только ствол понимают. Вот. И он пошел, а я на диване лежу, прислушиваюсь. Слышала, как он позвонил, вошел. Потом минут десять, наверное, они что-то там суетились, я уже волноваться начала… потом слышу – началось, видно. Ну, дело-то там недолгое, если умеючи… И вдруг – бах! Как ебанет! У меня лепнина с потолка – хуяк! И пыли столб. И слышу: крики, и стекла звенят.
– Так, и чего?
– Ну, чего… Судя по всему, он не добил кого-то… или не успел… кто-то гранатой, короче, ёбнул. И там уже всем пиздец настал. И ментов, конечно, сразу вызвали… И там, короче, картина маслом… кругом, кровь, мозги, куски мяса… парнишка там этот к верстаку привязанный… с головой, просверленной в 15-ти местах…
– В 15-ти местах… не многовато ли?
– Ой, слушай, это я не знаю… может, и многовато… Но только я предпочла в эти подробности не вникать, а свалила подобру-поздорову.
– Однако ж про 15 отверстий ты узнала?
– Это соседка мне рассказала по секрету. Светлана Тихоновна. Хорошая бабка, я у неё на майские триста баксов в долг брала, так она до сих пор не напомнила…
– Светлана Тихоновна? Это такая кривая карга в очках?
– Ну, типа того…
– Добрейшая бабушка, ничего не скажешь… а ты знаешь, что твоя эта добрая бабка пыталась однажды усыпить чужих детей магическим выхлопом? А что она браслеты кожаные собирала, знаешь?
– А ты-то откуда…
– Откуда… Не забывай, Оля, что это я послал тебя к Кириллу, я свел вас.
– То есть? С этого момента поподробнее, пожалуйста…
– Пожалуйста. Ты ведь не знаешь ничего, дорогая… Я зомбировал тебя на расстоянии, через купленную тобой компьютерную программу Cbonds. Припоминаешь?
– Ты?! Через столько лет?!…
– А почему нет? Я всегда знал, что то, что у нас с тобой – это всерьёз и надолго. А этот разрыв… развод… называй, как хочешь, это всё не всерьёз… так, на время, переломаться. Я о тебе забыл на некоторое время… а потом вспомнил, но лично решил не проявляться. А решил вот так, через черный ход.
– Ну ты хитёр, пиздец.
– Извини, по-другому не получилось бы.
– И зачем же ты Кирилла со мной сманил? Чтоб со стороны понаблюдать, как меня ебут? Все вы, мужики, одинаковые…
– Да нет… причем тут, ебут! Я хотел его руками уничтожить банду маньяков, которая в том районе окопалась. Я на них давно охотился. Там вся улица такая, весь район такой. Там в каждом втором подъезде – дети двухголовые. И Светлану Тихоновну я твою прекрасно знаю, ведьму старую. И Огурея, который впервые убил человека, когда ему едва исполнилось восемь. И Терентия этого… который в Мавзолее голубям хлеб крошил. И братца его, Виталика. И Дрозда, трансвестита этого, знаю как облупленного… И вахтершу седую без глаза. И наркомана Федьку. И Наталью, сестру его…
– У Виталика брат был Мартын, а Терентий, это приземистый мужик такой, с вот таким хущем… Нормальный такой, в принципе… только странный немного… был, – перебила Алексея Ольга, добивая глинтвейн, – Плесни, плиз, еще.
– А… ну, да, Мартын. По хую. Пусть Мартын. Кирилл должен был всех их уничтожить по моему замыслу…
– Слушай, – скривилась Ольга, беря стакан, – А кто ты такой вообще, чтобы судьбами людскими играться? Мне вот, с Кириллом с этим, если хочешь знать, хорошо, как ни с кем, было. Я, может, давно мужика такого искала… Верного… Терпкого… А ты мою личную жизнь взял, да разрушил.
– Ты забываешь, что я же её и создал! – улыбнулся Алексей, – Стало быть, по праву творца, могу делать, что захочу: могу и уничтожить.
– А, вот как, стало быть… Взял – и ни в чем неповинных людей казнил по своей прихоти. Чем они тебе навредили? Тем, что трупы жарили? Так на то есть милиция, чтобы, если надо, оштрафовать, или еще чего… Ты чё – государство в государстве? Ты чё – мент?
– Мент? Ты меня ментом назвала? Меня, Бога, блядь?…
– Бога? Хм… продал ты, бог, свое творение за 30 серебряников…
– Да что ты?
– Да. Так что, оно тебе уже не принадлежит, и разрушать ты его не имеешь права!
– Кому же я продал его, если не секрет?
– Какие уж тут секреты… это давно всем известно…
…
…– Вот такой поворот. Осталось концовку развить только, я там наметил уже – и готов сценарий, – Борис отложил распечатку и задумчиво погрыз коготь.
– Ну, а ты если концовку продумал, то как мыслишь? – осторожно спросил его Гаврила, делая какие-то пометки в электронном блокноте.
– Ну, там художник этот… Он обломиться, в общем, должен. Потому что он охотился именно за этими людьми, а конкретно, за Кириллом. Вернее – за его телом. Оно ему нужно было для картины «Палач маньяков», которую он задумал. А оно в итоге обломилось… В смысле, тело. Тело ментам досталось.
– Так его можно выкрасть… А зачем ему тело для картины? Он что…
– Он картины из людей делает. Считает, что истинный реализм – именно в этом. Изображать не натуру, а натурой. У него пресс есть специальный, и он в нём людей расплющивает в блин, а потом блины эти вставляет в подрамник и экспозиции организовывает. И, соответственно, названия у картин реальные: Анатолий Козлов, Фёдор Михайлович, Зина… и у каждой картины на отдельной табличке – биография того, из кого она сделана. Реальная биография. И он работал над серией «маньяки». И завершить эту серию должно было полотно «Палач маньяков». И для этого он организовал встречу Кирилла с этой бабой в парке. Баба эта была особенная, на неё мужики как мухи на говно липли…
– Ну, это неплохо, в принципе… – Гаврила почесал щеку, – Но вот этот въезд, в самом начале там… про художника Алешу в альбоме. Это, по-моему, лишнее. Это выкинуть надо. Или развить в отдельный сценарий.
– Думал я над этим, – усмехнулся Борис, – У меня даже несколько глав про Алешу было, которые не вошли. Я их как рабочий материал оставил. Но тогда само мочилово маньяков получается неполным, да и банальным очень: полюбил парень девушку, и перерезал всех соседей в доме. Такое на каждом шагу у нас, кого этим сейчас удивишь? А вот художник, который всё это организовал, чтобы с их помощью создать картину… Это уже интрига. И отдает метафизикой.
– Отдает хуйней, – не зло отозвался Гаврила, ковыряя фурункул, – Хотя, картину он под конец создал-таки. Только не совсем такую, как хотел. Ну ладно, в целом я понял, так что всё будет как договаривались.
– И 50% предоплаты, – напомнил Борис.
– Разумеется. Как в договоре.
– Ладно… Слушай, а ты на выходные чего делаешь?
– В смысле?
– Ну, какие планы?
– На эти выходные?
– Да.
– Да никаких особо… – задумался Гаврила, – А что?
– На рыбалку со мной поедешь?
– На рыбалку? А куда?
– Поехали, я тебя до Братеева подброшу, – поднялся Борис, застегивая куртку, – А по пути всё расскажу.
– До Братеева? А чё, давай… – Гаврила поспешно убирал документы в папку.