Волшебный карандаш

— Кто чем дорожит, а я стараюсь ни к чему особо не привязываться… — Тимур поставил на пол пепельницу и устроился удобней в кресле.

— Можно подумать, у тебя нет ни одной дорогой вещи… — скептически вскинула брови Люда, — и если воры к тебе вломятся, уйдут ни с чем?

— При чём тут воры? Я говорю о привязанности к вещам в том числе в абстрактном понятии…

— А я — в конкретном, — Люда сняла шлёпанцы и забралась с ногами на диван напротив.

Чресла её соблазнительно заголились.

Она медленно сжимала и разжимала пальцы ног.

— Но хотя… — Тимур задумался, смешно раздувая ноздри, — Знаешь, есть у меня одна вещица. Воры не обратят, скорее всего, на неё внимания… но если вдруг заберут — это будет для меня, если задуматься, жуткой потерей.

— Что за вещь? — насторожилась Люда, поёживаясь.

— Да вот… безделушка, — Тимур привстал в кресле, и, взяв с полки продолговатый предмет, протянул Люде:

— Это волшебный карандаш.

— Волшебный карандаш… пошлость какая-то… пооригинальней в качестве названия ничего не можешь придумать?

— Можно подумать, я его спрашивал… он сам так назвался.

— Что, пришёл и назвался?

— Да нет… понимаешь, тут всё сложней… Представь себе, я нашёл этот карандаш, когда разбирал вещи покойного отца (получил их посылкой из Сан-Франциско). Там была ещё тетрадь, озаглавленная «яростный сокол», она была вся исписана какими-то похожими на иероглифы каракулями, сквозь частокол которых местами проступали буквы связного текста. Я стал читать этот текст, но ничего не понял. И там был ещё карандаш. Лежал в той тетради. Вот этот самый. И записи в тетради были сделаны этим карандашом. Я специально потом делал химический анализ, чтобы сравнить. А тогда я помню сидел и вертел в руках этот самый карандаш. Мы, кажется, собирались в магазин, а Машка чего-то закопалась со шмотками. И вдруг меня, что называется, вштырило. То есть я как-то залип во времени что ли… это сложно описать… то есть я вроде как всё видел, но потерял сознание… короче, когда я очнулся, оказалось, что прошло минут 5, и я за это время взял из ящика стола лист бумаги формата А4, положил перед собой и написал:

 

Мёртвые сраму не имут. Так почему ж я не с ними? Почему ж до сих пор не с ними я, о Злые Боги, ответьте мне. Меня рвёт на части, и каждая часть шепчет мне: остановись! Но мне уже поздно останавливаться. Остановка — для меня непозволительная роскошь. Я утопаю в опилках текучего катафалка противостояния.

Я иду на Принцип Природоразделения.

Я мчусь как поезд сквозь булочника.

Я — караван разъярённой плоти.

Без головы не значит без тела.

Морг.

Морг.

Морг.

 

Машка уже ждала меня на выходе, а я всё смотрел на этот лист и пытался сообразить, как так произошло, что я не помню, как я всё это писал? И вдруг я понял, что страшно возбуждён. Честное слово: за своё психическое здоровье преобразовался в жуткую эрекцию! То есть, очень конкретную… и я на Машку буквально набросился… она сопротивлялась… короче… а впрочем, это к делу не относится… Суть в том, что если взять карандаш в руку и держать пару минут, я впадаю в какой-то транс… я беру бумагу и пишу, но не помню этого. А потом отчаянно хочется… Но это бывает не всегда… раньше я специально испытывал… это ни от чего не зависит: как повезёт. Бывает, что держишь карандаш минут 40, а эффект — нулевой. Я ставил эксперименты. Зависимости не выявил никакой. Время суток, температура, освещение, фазы Луны, алкоголь, гашиш, magic mushrooms… я пытался раскрыть секрет карандаша, но он ускользал. Всегда одно и то же: ты вдруг как бы заново переживаешь появление на свет и видишь перед собой лист бумаги, исписанный твоей рукой. И свербящая волна поднимается… поднимается… ца………….

— Ты чё, Тим? Аллё? — Люда в изумлении уставилась на брата.

Лицо Тимура покрылось цветными пятнами, которые как бы спускались с волосистой части головы и двигались к подбородку.

Он выгнулся, словно столбнячный, затем тяжело выдохнул, и задёргался, как кожаная кукла от невидимых верёвок.

Люда завизжала.

Изо рта Тимура сочилась слюна.

Неожиданно он развернулся, быстро ухватил из стопки лист бумаги и судорожными, но вместе с тем плавными движениями вывел на нём:

 

У мёртвых свои законы. Им свечи — оргазма стоны.

И смех могил, вторящий напоминающему эхо:

— Гриббо - гриббо - гриббогриббо - гиббогриббогриббо - гриббо - гриббо - гриббо - гриббо - гриббогриббогриббогриббогриббогриббо - гриббо - гриббо - гриббогриббогриббогриббо - гриббогриббогриббо-гриббогриббогриббогриббогриббо

Моргморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморг
моргморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморг
моргморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморг
моргморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморг
моргморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморгморг

Вдруг Тимур резко отложил карандаш и как бы прислушался, а затем, вздрогнув всем телом, уставился на сестру.

— Тим, ты чё… Тима… мне страшно… — тихо бормотала Люда.

Она стояла на полу босиком, прижавшись крестцом к подоконнику.

Моча стекала по ногам её.

— Людка… ты… — Тимур сначала засмеялся, а потом вдруг заплакал, как ребёнок, вытирая слёзы ладонью.

— Тима, ты чего?... — Люда подошла вплотную.

Она присела и погладила брата по голове.

Тот с готовностью протянул руки, они обнялись.

Руки Тимура ощупывали тело сестры.

Таз его пришёл в движение.

Люда охнула, и хотела вырваться, но брат держал цепко.

Он подхватил её за ноги и придавил к креслу.

Сорвал трусы (материя треснула).

Из пол халата закивала увесистая головка члена.

Быстро она сблизилась с заголённым устьем и проникла, густым плевком будучи смазана.

Люда охнула и прерывисто задышала.

Бёдра Тимура ударяли в частом темпе.

Пальцы Люды судорожно сжали ручки кресла, глаза зажмурились…

Она слабо вскрикнула раз, другой.

Её рот округлился щёки порозовели.

Таз принялся подаваться навстречу.

Мошонка Тимура поджалась.

Пальцы Люды сдавили его ягодицы.

Она громко дышала ртом.

Тимур ускорил и без того быстрый темп.

Люда захлебнулась в сладкой судороге, влагалище её пульсировало.

Тимур сильнее сжал её ноги, сделал ещё несколько быстрых фрикций, а затем вышел и распрямился над головой сестры.

Из сжимавшего член кулака прянула клейкая струйка.

 

<<- prev оглавление | master@pepka.ru next -->