Губач поудобнее уселся напротив трубы с пристёгнутым наручниками Жориком: под ягодицы подложил он свёрнутый плоско свитер, а ноги подогнул по-восточному (привычка, оставшаяся со времён занятий дзю-дзюцу). Было часов около шести: на видневшемся за окном проспекте начала сгущаться вечерняя пробка (шум автомобилей был едва слышен за тройным стеклопакетом). Жорик тихо застонал и приоткрыл правый глаз.
– Ну чё, рассказывай, – Губач прикурил "Кофе Крим" и с важным видом принялся разглядывать замысловатый узор зажигалки, – Послушать тебя хочу, потом решим, что делать.
– А чё рассказывать-то? – тихо спросил Жорик после длинной паузы.
– Всё рассказывай. Подробно. Как было.
Жорик облизал распухший рот. Пробитая почти насквозь губа кровоточила. Он хотел попросить покурить, но потом передумал из суеверия: получалось что-то вроде последней сигареты перед казнью, а умирать ой как не хотелось, тем более так глупо.
– Ну что… Мы, короче с ней договорились встретиться в будний день.
– Когда договорились?
– Ну, это… после того, как я в ресторан её сводил. Мы договорились, что она мне напишет по мылу, когда ей удобно. А я на этот день договорюсь насчет комнаты, и мы прям с утра туда пойдём, а жене я скажу, что как всегда на работу…
– Так, и чего?
– Ну, чего… Я, короче, договорился в одной гостинице номер снять на день. Там возле рынка. Мы встретились, купили вина бутылку, она на рынке виноград купила, она любит виноград…
– Да, я знаю. Дальше как было?
– Ну, дальше как… Пришли туда. Там неувязочка одна вышла… Я забыл сказать, что нам нужно чтобы в номере кровать была широкая, и нам дали номер хороший такой, цивильный, но с двумя одноместными кроватями, и их даже вместе не сдвинешь, и диванчик там был еще… Я вначале хотел попросить поменять, но мы стремались очень, потому что внизу там паспорта наши просили, а в паспортах было ясно, что она замужем и я женат, и всё такое, поэтому нам неудобно было опять вниз спускаться и выяснять там чего-то, мы решили, пускай так, и зря…
Жорик умолк, уставившись в пол.
– Ну-ну, я слушаю, чё дальше было? – Губач затушил окурок.
– Ну, дальше… Помыли виноград, я вино открыл, оно, кстати, дерьмовое оказалось, подделка… Телик включили. Там это… фигурное катание, в общем. Ну, выпили малость. Мы на диванчике сидели на этом маленьком, как на скамеечке всё равно… Потом я обнял её, мы целоваться стали. Но я уже в тот момент очень нервничать начал… Я стал думать: на хуя я это всё делаю, приехал сюда… Ведь если… Ну, в общем если ты узнаешь, то… Ну, короче, мне уже как-то совсем расхотелось то есть. Но уже поздно было, потому что она, в общем это… возбудилась, короче. Разделась, ну, не полностью, до трусов и лифчика, и мне брюки расстегивать стала. У меня, в общем, встал, но не сильно так… А она говорит: пойдём на кровать. Мы пошли, а я остался в трусах, потому что стеснялся, что она увидит, что у меня хуй плохо стоит, вот… Ну, потом она легла и говорит: дай мне мою сумку вон там, там эти резинки, ну, презервативы, то есть. Вот, и я когда услышал про гандоны, вообще у меня всё опало, потому что я не люблю в гандонах, то есть я их ну, в исключительных случаях использую… и я ей об этом сказал, и говорю что, мол, ты – баба семейная, я – тоже, все чистые, так что давай без этих… Вот.
– И дальше?
– Дальше… Ну, она напряглась, в общем, из-за того что я гандоны не хотел… Да, и тут уж у меня совсем стоять перестал, она, короче, стала в рот брать…
– Так, в рот… И чего?
– Да ничего, чуть-чуть сначала встал, а потом опять. Я ей тогда предложил полизать, я лижу вообще классно. Мы пошли опять на диванчик, она легла, и я ей лизать стал, и она довольно быстро кончила, бурно так, с дрожью… и я когда лизал, она балдела и говорила: о, супер!… А я когда стал лизать… в общем, она сильно возбуждена была… я когда к пизде её притронулся, она вся текла, у меня всё лицо было в её соках, прямо полный рот смазки буквально… и пизда её так пахнет… ну, ты это… в общем, очень особый такой запах… он не сильный такой, но очень такой… ни с чем не спутаешь…
Жорик замолчал и закрыл глаза.
– Дальше! – одними губами произнёс Губач, – Дальше! – он резко выпрямил ногу – пятка ударила Жорику в рёбра, он сжался и заскулил.
– Ну, дальше… дальше это… она, короче, опять стала сосать мне… а мне ужасно стыдно было, и неприятно видеть, как баба берёт в рот нестоячий хуй такой сморщенный, и весь он у ней свободно во рту помещается, она старается, аж подвывает, а я это… ну, лежу и смотрю… короче, я ей предложил одновременно, то есть по-французски… она на меня легла, а я ей тоже лизать стал… и опять у меня всё лицо было в её смазке, и я чую: встаёт… говорю ей: ну как?… она мне говорит: уже лучше!… вот… и у меня почти встал уже, она, короче, села на меня, ну и вставила себе… но только мы начали, она только покачалась на мне немножко, он опять… опустился и вывалился из неё, в общем… Ну, надо сказать, она с понятиями так вела себя, то есть могла бы сразу нах послать там, но она ласковая такая была, успокаивала меня, старалась, в общем… Но у меня… как бы сказать… в общем, всё что она делала не искренне мне как-то казалось… ну, я не знаю… короче, она… ну, вот, например, она соски себе вином смазала и дала мне полизать их… но мне казалось, что она на самом деле внутри холодная какая-то…ну, как проститутка, что ли, которая просто бабки свои отрабатывает, а до клиента ей по хуй, то есть внутренне она его даже ненавидит, возможно… ну, или презирает, скажем, вот… и у меня было такое же ощущение, и хуй у меня вообще не стоял… я еще хотел ей полизать, но она уже начала злиться, ну, раздражена была, расстроена… она говорила: я хочу твой член, что с тобой, я тебе не нравлюсь? Почему ты не хочешь меня?… Мне стыдно было, я как-то возбудиться пытался, но было только хуже… Короче, я говорю, давай отдохнём. Ну, я её приобнял так, и мы задремали… Вернее как… я дремал, а она даже уснула вроде на некоторое время. А я расслабиться пытался… Ну, где-то час-полтора прошло, наверное, я вроде успокоился, и хуй у меня встал вроде, а она спит… Ну, я разбудил её так нежно, и сразу залез на неё и стал ебать… А у неё там уже опять всё мокро было… Но тут кровать эта узкая… там матрац какой-то мудацкий, он от наших движений сползать начал, и мне неудобно было, я поебу её, и сползаю сам на пол буквально… и вот она уже кончать начала, а у меня как раз в этот момент раз – и опал опять… как наказание просто… ну, я чувствую, она уже это… в общем, задолбалась со мной… А я сам уже себя ненавижу… Еще раз попытался вставить, но он гнётся прямо в пизде – и вываливается… Никогда у меня такого не было! Ебал всяких… И пьяный был, и вообще… А тут такая тёлка, ну, всё как надо – и не стоит вообще! Я тогда ей говорю: пойдём на диван опять. Пошли, я её на диван раком поставил. Поднадрочил опять, вставил, ебу её, а он, сука, секунд двадцать постоит, а потом опять гнётся и вываливается… я опять его надрачиваю и вставляю, и всё по новой… Ну, и она уже, я вижу, кончить не может, хотя был момент когда я её ебал довольно долго, но она с расстройства уже пересохла… Мы вина еще выпили, я говорю: пойдём тогда пообедаем, а то уже дело к вечеру. Пошли в кафе там есть. Я пива взял себе и ей. Но мне с расстройства жрать не хотелось. Посидели, потрепались за жизнь. Потом она говорит: ну что, пошли обратно, попробуешь еще, может теперь получится? Ну, я киваю так вроде бодро, а сам на измене на полной. Пришли, я хотел ей пальцы пососать на ногах, меня это обычно возбуждает очень, но смотрю, она босиком в туалет пошла, а полы там грязные… что ж теперь лизать ей ноги еще заразу какую подцепишь, ну я не стал… А хуй у меня совсем стоять перестал. Мы это… чтоб с кроватью этой уродской не мучиться, на полу простынь постелили… я лежу просто как труп какой-то, блядь… она извивается вся, стала пальцы себе в пизду засовывает, клитор дрочит, стонет: почему ты меня не хочешь?!… А что мне сказать? Хоть головой в стену бейся. А дело к вечеру уже. Тут меня зло взяло. Что за хуйня, на самом деле?! Ну, я говорю ей: просто полежи, а я тебя поласкаю… Она уже явно зло так легла, ну, давай, мол, импотент… ну, она этого не говорила, но по выражению лица видно было… но я мысли эти отогнал и стал целовать её… нежно так, во все места. И потом… вроде у меня встал, наконец. Она сразу влезла на меня, а времени уже мало было совсем: уже пора по домам нам было, чтоб это, ну… Она влезла, только мы начали, а я чую: он, сука, опять опадает… Я тогда говорю ей: давай сзади. Ну, она вздохнула так, без энтузиазма уже, но повернулась жопой ко мне. И я ей вставил. То есть мне в это момент уже плевать стало на всё… на все эти обстоятельства. Я как бы просто видел перед собой бабу, которую надо отъебать, и всё. Как блядь. И я стал ебать её. И кончил мощно так… я вынул, когда кончал, она мне рукой сдрочила… И с тех пор у нас всё нормально пошло. То есть мы стали встречаться и ебаться помногу. Ну, встречались, правда, не часто.
– А портсигар? – тихо спросил Губач.
Жорик вздрогнул:
– А что портсигар? Про портсигар я и не знал ничего. Она это потом… ну… не сразу, то есть… Она показала сначала фотографию. Там был генерал этот, Зорге. А портсигар я уже позже увидел, когда мы трупы Неклюдовых расчленяли…
– Сколько трупов было, не помнишь?
– Ой, там много было… Человек пятнадцать, наверное… Семья-то у них большая… И все пьющие. И курят как паровозы. И бузину в бочках выращивают. А однажды старый дед Неклюдов прищемил мошонку лючком стиральной машины. Мы его первого грохнули: Саня ему газовым ключом по башке как дал… А дети у них как зомби: бледные, слюнявые, и дрожат так мелко-мелко. Мы их на кухню отводили по одному и резали им горлы электролобзиком. А Маринку выебли на полу в гостиной. А потом баян в отравой в жопу запихнули и пакет на лицо натянули. Вот…
Установилось молчание.
– Дай-ка я, тебя, дорогой, поцелую… – ммущаясь, пробормотал, наконец, Губач, и, притянув голову Жорика, смачно и долго стал взасос целовать его, поминутно вздыхая.
Жорик обмяк. Свободной рукой он расстегнул штаны и принялся мастурбировать. О приближающемся оргазме возвестил мычанием: Губач тот час наклонился и прильнул ртом к его залупе, глотая семя. Отдышавшись, встал, озабоченно проверил мобильный: не было ли звонков или сообщений.
– В жопу трахнешь меня? – спросил Жорик, освобождаясь от штанов.
– Обязательно, – улыбнулся Губач, – Только сначала убью.
Он взял со стола капроновый шнур, зашел к Жорику сзади и, быстро накинув петлю, стал душить. Первые мгновения Жорик сидел смирно, и даже улыбался, но потом лицо его исказила гримаса, он отчаянно задёргался, забился воробышком, из слабо эрегированного члена полилась моча. Продолжая душить, Губач с утробным рычанием откусил ему ухо. Вскоре Жорик затих, лицо его потемнело, язык вышел наружу. Губач туго завязал шнур у него на горле в несколько узлов, отстегнул наручники, перевернул тело на живот. Вслед за этим он снял штаны и смазал свой ладно стоявший член светящимся составом из пузырька с иностранными надписями. Присев над Жориком, он ввёл член в его прямую кишку.
Во дворе залаяла собака.
Зазвонил телефон в прихожей.
А затем прогремел взрыв.
