Когда на умащённом свежим навозом просёлке появились первые повозки, Митяй оголил суетливо электроды и дробным стуком дал знак пришельцам. Те медленно, как бы нехотя, спустились с раскидистой сосны, встали неровной шеренгой, вглядываясь в облако пыли.
Всего их было семеро. Первый, тот самый, с клиновидной челюстью, посадивший бессознательного Митяя на дельтаплан, усердно ковырял отверстие в темени. "Нервничает!" – подумал Митяй. Надо же. Митяй запустил руку в штаны и глубоко вставил в задний проход указательный палец. Хорошо бы, чтобы побыстрее всё кончилось. Он обещал им добыть людей – и добудет. Живых, толстых людей с влажными гениталиями и потными подмышками. И еще человечьих женщин. Твёрдых, волосатых, с едким ароматом промежности. Чтобы лизать, и лицо при этом покрывалось сочной слизью.
И за это он получит портсигар. Портсигар генерала Зорге.
Митяй вспомнил, как лизал Юльке в машине. Было очень неудобно, он потом еле встал, потому что нога затекла. Но что там нога, это было такое острое, ни с чем не сравнимое наслаждение, когда он тёрся лицом об её влажное устье. Сок был немного розовый по причине начинавшихся месячных.
А потом они напросились в гости к Боряну (вечерело, набухший предгрозовой испариной воздух обнимал их как ласковая пьяная бабушка), и, распив две бутылки водки, убили Боряна (нож шеф-повара, около двадцати ударов в голову и верхнюю часть туловища). Распилили тело в ванной. Юленька взяла борькину писю и стала жевать, глупо хихикая и пуская слюни. Тогда и пришли инопланетные.
Митяй помнит сначала сильный свет. Ослепительный луч ударил по глазам как шар по кеглям. Юра крикнула синицей, кровь часто закапала из раны на линолеум. Они были не злые, но очень чужие, совсем не свои. Засунули в жопу кривой блестящий камень. Дали инструкции. Через три дня труп Юли заметно распух, и появились маленькие чёрные жучки. В офисе Митяй распечатал тикет на лазерном принтере: получилось красиво. Осторожно он снял кожу с юлиной морды. Тогда же появился второй пришелец, похожий на змею (про себя Митяй окрестил его "Пареный").
– Научи меня любить по-местному! – просил Пареный ровным металлическим голосом.
– Солдаты научат… – усмехался поначалу Митяй, шлифуя ката, но затем, почитав Достоевского, сдался.
Свеча, сделанная из настоянной на спирту свеклы, чадила багрянцем. Уныло таращились с антресолей черепа малолеток.
– Понимаешь, братка… – Митяй, абсолютно голый, с раскрашенной фосфорным маркером мошонкой, пытался насадиться на приверченный шурупами к паркету искусственный фаллос, – Любовь, это когда ты весь… весь хочешь как бы раствориться в другом. Ты не можешь без него, он для тебя как наркотик. Ты ложишься на пол, даёшь ему в руки бритву и говоришь, улыбаясь: "Режь меня, бэби, я хочу истечь кровью!"
– 237898нар, – тихо отвечал Пареный, расставляя шашки.
Глупый день подходил к концу, и, как замёрзший крокодил, шевелил недовольно хвостом, но сил хлопнуть пастью уж не было. Тщета в бореньях его: изжога пространственной жути пылает в трухлявом мозгу. Всё это слухи. Не верьте. Да, в хоре невнятном кастратов слышен отчаянья вопль, но пробудить в них едва ли волю берсерка возможно. Люди ложатся на рельсы и, не спеша, умирают. Мудр машинист тепловоза: дрочит на старое фото.
Вот и девятый пришёл.
