СТРАХИ ГАРМОНИСТА

- Черная незабудка, растущая на берегу молочного озера, качаемая теплыми южными ветрами, расскажи мне о рупоре птиц! Поведай мне тайну крылатых свистунов, о, черная незабудка, подскажи, где искать предводителя Армии Освобождения, великого Освобождения всего живого от самих себя! Разыщи мне его, о, черная незабудка!

Пой, пой, холодный ветерок, медленную песню застуженным голоском своим, шевели огонек зажигалки. Лес, черный-черный лес растопырил пальцы над взором усталым моим. И в этом лесу, и в этом небе, что нависает, лишенное солнца, над уходящим во мрак вечером, я слышу твою тоскливую песню. Опираясь о столб, я стою, чуть дыша, и голос твой сливается с шелестом зелени...

Отчего я - не растение? Медленно, долями миллиметра выдирающееся сквозь землю навстречу раскаленным лучам... Знаете, какую боль испытывает тот, кто первый раз выходит из земли? Хочется зарыться обратно, в эту влажную, прохладную почву и обнять ее корнями глубоко-глубоко... О, Земля, излечи меня от этой тоски! Напитай корни мои целебною силою своею, чтоб никогда не сломался я, склоняясь к тебе под ветром, вдавливаясь в грязь твою чужими сапогами, замороженный снегом - и снова втоптанный в грязь, и сожженный затем, но все же проросший вновь: туда, ввысь, где так жутко белеет сквозь водяные пары равнодушное солнце...

...Она стояла на вершине холма, и вместо волос на голове ее плясали языки пламени. Их жар заставлял глаза ее светиться, светиться, светиться... И я подумал тогда о греках и о Медузе, взгляд которой превращал человека в камень. И я превратился бы в камень, но не сейчас: сейчас еще рано, я должен выждать и набраться сил. Иначе я не буду крепок. От легчайшего толчка я тресну и осыплюсь, словно песочный замок или муравейник. Тысячи, миллионы насекомых выбегут из меня черною лавою, и некоторые из них будут нести яички. Они окружат Медузу, они побегут по ее телу, безумно вращая фасеточными глазами, которым не страшно колдовство...

Отчего я - не насекомое? Я хотел бы стать могучим богомолом, что перерубает врага одним страшным ударом клешни. Или мотыльком, столь озабоченным светом, с наивной улыбкой превращающимся сначала в предмет своего обожания, ну а после - в дым... Я хотел бы быть отчаянной мухой, жалящей разжиревшие и медлительные тулова человеческие, покрытые болотами пота и лесами шерсти... Я стал бы червем-мясоедом, прогрызающим ходы в расплющенных и переваренных землею кусках человечьей плоти...

Там, где реченька течет, птиц где голосистых хор считает счет, недочет, наперечет, вся труха идет в расчет. Буйна реченька течет, словно юркий корешок, словно змейка ядовита меж травы скользит, ощерясь. Эта реченька-змеюшка ка-а-ак куснет тебя за брюшко! Позабудешь маму с папой, бабку с дедкой, брата с финкой, и взовьешь к небес ярилу свои пальцы, словно гвозди, и воскликнешь: "Горе! Горе!"... Злая весть идет вразвалку, опираяся на палку, чуть хромая оттого. Впереди ее - мой смех колокольчиком звенит, словно пьяное журчанье водопадов возле взморья - я смеюсь над чистым небом и над вашим подлым счастьем!

...Разгулялася погодка... Ну и ну... Держи багор! Ветер хлещет мне в затылок, мыслям не дает собраться в суетливую шеренгу... Ну-ка, крепче, навалились! Сопли - прочь, да пальцы туже! Дивно нас вода качает, ну да мы не забоимся пламенеющих закатов перед бурей грозовою!

Гной бывает теплым, скользким, с резким запахом шакала, с пряной слизью, с потом, с кровью... Гной умеет серебриться темной ночью в свете фар. На морозе он дымится, пар идет от гнойных ран. Эти свойства гноя, дети, вам запомнить нужно твердо, на всю жизнь, на все восходы и закаты солнца злого, что питает наши земли и поджаривает кожу. Свойства гноя - это вечный разговор о беспредметном, пряжа в спутанном клубке... Слышишь звуки барабана? Это вакуумный молот, он колотит в твои уши, как боксер колотит грушу; он стучит как град свирепый по убогим вашим крышам, протекающим врожденно и блюющим обреченно. Да, блюешь ты обреченно, унитаз сжимая в пальцах... Отчего пары этила не дают тебе подняться? Эй, братва! Айда ебаться! На горячих скользких лавках, подвывая сладострастно, и девичий пот вдыхая, словно рая благовонья!

- Не нуждаемся мы в рае! Не нуждаемся мы в аде!

Мы, солдаты преисподней, молчаливо вдаль шагаем.

Мы рассеиваем ужас в душах комнатных растений, сапогами попирая их протухшие святыни!

Мы пройдем волной ударной через лжи гнилые стены,

И омоет наша сперма матки ваших знойных женщин!

..."Не забыть бы документы..." - лихорадочно стучит в голове, и ты озираешься в поисках наручных часов. Ты проходишь в гостиную, берешь их с полки возле телевизора, щелкаешь браслетом, деловито щурясь. Берешь документы. Выходишь. Хлопает дверь. Все. Ты ушел. Тебя больше нет. Наверное, все, кто занимается этим колдовским ремеслом, имеют специфический запах. Этот запах только нужно уловить. Он не у всех одинаковый, но общая составляющая всегда присутствует: это запах неизбежности. Неизбежность хватает вас словно клещами где-то в центре живота, и вы замираете вдруг, будто парализованные чьим-то трансцендентальным взглядом... А затем вы вздыхаете, поворачиваетесь, и уходите прочь, сжав кулаки.