3.

Миновав разноэтажный колодец везикулятора, Виктор подошёл к батареям и огляделся: так вот он какой, цепной бурун! Ладно, ладно, посмотрим кто кого. Вчера Остапенко принёс любимый компас (возился с ним в углу, отщипывая куски), радовался чисто по-детски, убил током подъязычную крысу, растворил в кислоте мечтательного Терентия Самураевича... Ох уж эти дрискачи, никогда толком не знаешь, когда прогнутся!

Но сейчас Виктор точно наладил рубильню: теперь-то, гляди, не соскочит: лезвие ходит мощно, с раскачкой, на костях не застревает, так что будет на что посмотреть местным, будет кровушки свежей вдоволь... Но если бы Терентий Самураевич не пополз тогда под стрелку с краской, еще не известно, чем бы всё кончилось. Его могли просто не узнать, в конце концов. Он жил на даче, ни с кем толком не виделся, тем более, такие неприятные вещи... Но Виктор не обижался: он прекрасно помнил, как ходил в конце декабря с Юлей кругами по ВДНХ и помнил, что из этого вышло. Обижаться тут не на кого.

Вот и пар клубами повалил из-под разогретой кирогазом пробы. Рабочие засуетились над трупами Питерских, крючьями стали переворачивать, чтобы спины не обгорели, значит. Виктор наблюдал с усмешкой: уж если станет совсем невмоготу, всегда можно выйти в фойе и там подождать. Мобильный телефон Остапенко у него записан, да и домашний есть, кажется. Живёт он пиздец в Новоебуново, ну да ладно, всё одно - другое место, а это для Виктора сейчас самое главное.

Раздался долгожданный стук, ласково всплеснула кровь, и первые головы посыпались в форму из патрубка. Виктор радостно потёр руки и вышел в приёмную. Ну вот и всё, порядок. Он машинально взял с низкого полированного столика газету и, лениво ковыряя яйца, прочёл с интересом:

...Дверь, матового стекла дверь напротив большого фосфоресцирующего панно, отворилась, мягко отъехала, эффектная женщина в вишнёвом костюме вышла к Виктору, естественно покачивая бёдрами, несильно. Виктор мигом отложил газету, вскочил, покраснев от возбуждения, даже зачесался (он подавил в себе позыв пёрнуть, и был этим горд); он подскочил к женщине сбоку, хотел поцеловать руку, но она резко изменила направение движения, и Виктор застыл, красный, лоснящийся, напряженный, с шумным надсадным дыханием.

- О-о, вот мы какие, Витенька, грусть долой, дела долой, бизнес, бизнес полным ходом, а старых знакомых не вспоминаем? - она шутливо погрозила ему пальцем, подмигивая висевшей в правом верхнем углу видеокамере.

- Оленька, я, я, я даже просто не помню, вернее, не сразу... как бы это... Я, в самом деле - вот только головы посыпались - сразу, сразу бросился к тебе! - Виктор даже запрыгал на месте на прямых ногах, словно спортсмен-единоборец, пропустивший удар в пах.

- Споём теперь "Головы"? Вместе? Хором? - она озорно захохотала, вцепилась ему ногтями в щёки и звучно чмокнула в лоб, - Сссобака бешеная, Витюша, ты меня заводишь...

Виктор, неожиданно присев, совершил что-то вроде борцовского прохода в ноги, свалив Ольгу в глубокое кожаное кресло. Она взвизгнула, отбивалась, впрочем, не всерьёз, хотя один удар пяткой сверху вниз, такой по дуге, попал Виктору в область левой почки, но он не обращал внимания, ибо возбуждён был чисто как подросток.

- Дай мне писечку, писечку полизать твою... - бормотал Виктор, раздвигая ольгины колени головою своею, разрывая колготки её зубами своими, и трусы её разрывая зубами своими, и присасываясь ртом, да всем лицом своим приникая и возя по вагине, сочащейся кислым острым соком вагине, потной горячей вагине, отплёвываясь от волосиков, жмурясь и рыча.

Внизу, меж тем, продолжал работать конвейер. Еще живые, но слегка приторможенные инъекцией барбитурата испытуемые проезжали по ленте в раздевальню, где шустрые руки поролоновых девочек снимали с них одежду и обмывали дезинфицирующим раствором "козла". Из-за одного процента с утра. Поэтому. По 6, по 8 я брать больше не буду, потому что возникает ощущение, что тренд начинает менятся. Рынок встал раком. Опа-опа.

А потом голые тела, которые вяло ворочались, мягко обнимая друг друга и сами себя в неумелой неловкой попытке согреться (они вынужденно индульгировали в лени, поскольку находились под воздействием наркотика), эти самые тёплые тела, местами обритые, местами волосатые, поступали в эмалированные миски, головой вперёд: чик! Затем срабатывало нехитрое реле (там использовался луч света, как в турникете метро) - и нож отрезал голову, очень ровненько, строго по намеченному. Когда крови становилось уже совсем много, установка притормаживалась, сверху опускалась промывочная рама, а потом горячая сушка. Но запах всё равно присутствовал. Без запаха нельзя. Ну и хорошо. С запахом и дрочить приятнее.

- Аах... Супер... - шептала Ольга, извиваясь в кресле.

Она держала голову Виктора специальными зажимами "Пэлдокэрц". Эти зажимы бывают двух видов: с отростками в виде бивней краба, и с круглым навершием под резаком. Первые стоят минимум 600 евро. Вторые можно купить чуть дешевле за рубли в рассрочку, но это опасно: много людей погибли, пытаясь купить эти ёбаные зажимы. Сергей Сергеевич, миноритарный акционер ОАО "Оренбургнефть", был умерщвлен электрофуганком в подсобном помещении кафе "Хуйсними". Лидия Быбылова по кличке Йогурт была насмерть забита ногами в столовой 15-го троллейбусного парка города N...

Виктор уже полностью разделся, даже носки стянул и, связав узлом, метнул далеко за спину. Холода не ощущалось, долговязый торс его весь покрыт был красными пятнами; лизал он со всхлипами, ударяя время от времени в пол выгнутыми пальцами ног.

- Щас буду кончать... Ты мне вставь сразу... - горячо задышала Ольга, ослабляя зажимы.

Виктор замычал, натягивая кожу на пенисе. Вот уже Ольга, сжав судорожно ноги, с прерывистым криком выгнулась в кресле, затряслась, царапая ногтями зажимы. Он резво вскочил, уверенно вошёл в неё, стал ебать напористо, ровно:

- Вот... Вот так... Да... Да... - шептал Виктор, елозя лицом по её недавно выбритым и оттого слегка колющим щеки икрам.

- В жопу хочу, Витюш... - задыхаясь, проговорила Ольга после очередного оргазма, сползая с кресла и подставляя растягиваемый пальцами анус.

Виктор издал неопределенный звук, выделил слюну, его лоснящийся от женских соков хуй с натугой заполз в прямую кишку любовницы ("Yesss!" - вскрикнула та). Он вновь принялся грубо и мощно ебать её, подвывая и потея. По всему было видно, что развязка на подходе. Виктор, очевидно, почуял, что семя его вскоре изольётся из яиц: он стал повизгивать и материться, кусая кабель зажимов. Так он мог вполне прокусить изоляцию, в горячке, как говорится, страсти, зубами порвать оболочку - а там, как-никак, провода с электрическим током... Во время ебли тоже, разумеется, вырабатывается электричество: оно-то и заставляет наши тела корчиться как если бы нас связали и принялись загонять под ногти раскалённые иголки... Или нет, не только под ногти, но и в суставы, а так же воздействуя особым образом на нервные центры, чтобы боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть, но секс как таковой не является в общепринятом понимании чем-то негативным: напротив, он ассоциируется с высшим блаженством - страдание неуместно здесь, но мы-то знаем, что только настоящая боль открывает дорогу к будущим отрыжкам преисподней всех вертикалей, митингов и прочих космических шуток (один известный музыкант пел, что вся жизнь человеческая - лишь вонь и дым - или дым и вонь - имеет ли очередность в данном случае значение), и вот теперь эта самая боль, боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть... Ах, как сладко кончать, как сладко, как невозможно, неописуемо, даже пусть уже всё известно наперёд, и вашу мошонку сожмёт в металлических щёчках неумолимый пыточный агрегат, но пока есть нервы, пока хоть какой-то последний полусгнивший кусок нейрона еще болтается в теле вашем как сопля, как гнойный ствол в чирии (вам приходилось вычищать чирий?), пока сгнившее тело продолжает пахнуть, желанной помадой (Нет! Нет! Требуйте, чтобы он непременно кончил в рот!), пока все зяблики расстрел подперцу, пока мимолётно олтыр пекро ты вампира, пока долдукар сокуиберконца, я буду, бубу, дуду, руру, фуру, журу, дуру, вечно, бесконечно, бесчеловечно, бесколечно, безогуречно, бескартечно, но скоротечно - и ура! - мы пролетим над миром яркой кометой, каплей горящей бензиновой спермы, напалмовой молофьёй, мы обратиммирвпепел! Всё потому, что боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть, и сифилисный мальчик обнажил гениталии перед электро-мясорубкой, словно и не боялся вовсе, но тут же бесжалостный удар - и его мозг брызнул в тарелку с салатом, и боль не давала ни вздохнуть ни пёрнуть, и муравьед растоптал едкие экскременты ребёнка: всё правильно, зачем теперь соблюдать эти дурацкие условности? Вы знаете, что нужно делать. Вы знаете. Что нужно делать.

Виктор почуял, как ртутное щупальце оргазма постепенно становится титановым. Виктор почуял, как в семенных пузырьках закипела настойка из круто перебродившей спермы, Виктор почуял, как мошонка его вся сжалась, отвердела, подтянулась кверху ("кверьху", как артикулируют некоторые уёбища), Виктор почуял, как сладчайший экстаз постепенно обвалакивает его своим смертельным капканом... Смерть. Виктор почуял смерть. Запах смерти. Звук смерти. Фактуру смерти. Смерть была здесь, совсем рядом: она окружала их, словно воздух.

- Смерть повсюду! - засмеялся Виктор, икая и глубже всаживаясь.

- Еще! - отзывалась Ольга, бешено подмахивая.

Липкий смертельный нарзан подобно покрывалу просачивался, просачивается и просочится. Кому известен смертный час? Смерть рядом. Вот смерть. Смерть рядом. Вот смерть. Смерть рядом. Вот смерть. Смерть рядом. Вот смерть. Смерть рядом. Вот смерть. А если... вы не хотите умирать... Что ж... Но всё равно умрёте. А если... Вольно вам думать, что у вас есть выбор... Ну, что ж... Но всё равно вы умрёте. Выбор отсутствует. А если вы верите, что вознесётся душа ваша, ну что же, в том ваше право. Но всё равно умрёте и сгинете в Ничто.

- Я чую смерть! Смерть! - шептал Виктор, вонзаясь и стоная на грани кульминации.

- Еби! Еби её, суку! - пыхтела сквозь зубы Ольга, и липкая слюна пузырями вскипала меж её извивавшихся губ.

С ровным стуком падали внизу срубаемые сверкающим ножом головы. Раз. Раз. Раз. Каждый удар ножа соответствовал погружению члена Виктора в прямую кишку Ольги. Головка пениса била в матку как в колокол, и слетали хрящи, и позвонки, и кровь омывала, и кожа летела. Словно бы всё было игрушечное, ненастоящее. Словно бы к примеру всё это склеил ребёнок, используя картинки из детской книжки и папину сперму, которую отрыгнула мама, когда укол в вену подействовал. Мама расслабилась. Мама отрыгнула спермой (она насосалась крепких членов накануне в бане; с нею, помимо законного супруга Александра Разжобина, там были: Николай Струговицкий, Пещерга Махлоперцев, Кунжут Обы-Дурдуй, Виталий Оргазмейко, Антон Волторбасс и выпускник профессионально-технического училища, парализованный вследствие удара по спине кувалдой волоокий блондин Алёша Пиздобрей по кличке "Тузик-666" - он единственный из всех не мог кончать из-за своей травмы, зато его могли ебать в раздроченное и полное прогорклого говна заднепроходное отверстие). Мама отлично сосала, да. Она умела сосать: научилась еще в институте. Она любила сосать. Она сосала по-всякому. Она тащилась, когда мужик кончал. Когда мужик, весь трясясь как эпилептик, выбрызгивал одну за другой тугие струи молофьи ей в рот (или на лицо - тоже клёво), и она сама кончала от этого, и еще она это... она, вобщем, это, когда сосала, всегда еще тискала пальцами свой клитор, и потом, потом она слизывала всю сперму до последней капли (у неё вся пизда текла от одного запаха спермы), её всю трясло прямо, она тёрлась пиздой о волосатые ноги мужика и хрипела, икая и слизывая сперму сперму сперму сперму сперму такую вкусную, как мыло во рту, как мыло как мыло, сперма как мыло, полное живчиков мыло, и она могла сосать и глотать бесконечно, бесконечно, потому что в этот момент она понимала, что единственное, что отделяет её от смерти - это полное живчиков мыло полное живчиков мыло полное живчиков мыло, а потом приходит смерть, всегда только смерть смерть смерть смерть смерть смерть смерть смерть!