|
|
— Возьми из моего кейса листок бумаги и тащи сюда! — Егор расчистил место на столе, сложив журналы кучей и повесив на ввинченный для этих целей в карниз антресолей крюк птичью клетку.
Мартын долго копошился в прихожей, а затем появился в дверях с бумагой и бутылкой пива.
— Кто разрешал тебе пить? — строго осведомился Егор.
— Как… но мы же на сегодня всё, отстрелялись…
— Отстрелялись… у нас с тобой рабочий день круглосуточно. В любое время могут позвонить и надо будет всё бросить и ехать.
— Ну уж это ты через край… — Мартын демонстративно отхлебнул, — я чего, спортсмен что ли какой-нибудь? Спортсмены и те бухают.
— Спортсмены… здесь чёткая работа нужна, понимаешь? алкоголь может насторожить его, и он не появится.
—Думаешь, может учуять? — тихо спросил Мартын.
— Не знаю… но не хочу рисковать. Давай бумагу.
Егор взял малиновый маркер и нарисовал на листе А4 округлый иероглиф, отдалённо напоминающий эмблему «Динамо».
Затем из специально приготовленной чашки он извлёк лезвие и вату, пропитанную спиртом.
Мартын протянул руку, Егор сделал ему надрез на среднем пальце и выдавил кровь на бумагу. Затем он повернулся к птичьей клетке, открыл дверцу, и с третьей попытки сжал в горсти пёстрого дятла; аккуратно извлёк, приблизил к столу.
Дятел поначалу вёл себя смирно, но, увидев окровавленный листок с иероглифом необычайно оживился: засвистел, задёргался.
Егор нежно выпустил птицу на стол.
Дятел сразу же бросился к бумаге и стал долбить клювом.
Внезапно Мартыну показалось, что сзади него что-то пролетело: волна воздуха хлестнула по шее, почудилось хлопанье крыл.
— Гонубле-гонубле-гонубле-гоооооойго… — монотонно запел Егор.
Мартыну сделалось вдруг очень страшно, и разом захотелось бросить всю затею и убежать домой, прижаться к тёплым сиськам жены, опрокинуть рюмочку…
Он, впрочем, обратил внимание, что не слышит стук дятла, а в то же время птица стучит, и клюв его выдалбливает на поверхности стола небольшую окружность.
Вот кольцо замкнулось, и Егор проворно водворил пернатое в проволочный дом обратно.
Мартын сидел, раскачиваясь и не сводя глаз с выдолбленного клювом кружка.
Кружок изнутри словно светился: всё сильнее, сильнее, сильнее… самым ужасным была неспособность отвести взгляд… Мартыну удавалось двигать телом, но глазные яблоки, словно притянутые за зрачки невидимой леской, оставались направленными на необъяснимый свет.
Когда свет стал нестерпим, Мартын зажмурился, но продолжал и сквозь веки наблюдать сияющий эллипс.
У него было ощущение, что свет просачивается через глаза в мозг словно кипяток.
Мартын закричал.
Он очнулся оттого, что Егор тёр ему уши и бил по щекам.
В ушах звенело, удары причиняли боль.
Мартын поднял руки, заслонил голову.
Егор дал ему понюхать вскрытую ампулу нашатырного спирта.
— Вот видишь! Я же тебя предупреждал!..
Мартын протёр глаза и уставился на стол.
На крышке стола не было ничего, кроме вскрытой упаковки с ампулами.
— Что произошло?! — он ошалело уставился на свои ноги.
Кто-то снял с него брюки и «боксёры».
Пах был закрыт объёмной, напоминающий компресс повязкой, бинт шёл через промежность к талии.
— Помнишь, как ты облажался с Печатниковым? После этого случая Якубеец распорядился лишить тебя гениталий. Когда ты потерял сознание, я осуществил операцию, — он достал из-под стола и веско опустил на его крышку пузатый графин. — Сейчас ещё заморозка действует, но если ещё выпьешь, эффект от обезболивающего быстро пройдёт…
Мартын смотрел на графин.
В графине лежал мёртвый дятел.
 |
оглавление | master@pepka.ru |