|
|
Подпольный шорох не даёт мне покоя.
А с вами… бывало ли с вами такое?
Стук, свист и топот смердящей толпы
Зловонным сиропом… а вокруг — слепые.
Дребезжат, подрагивая от напряжения,
Презрев наготу и в промежности жжение,
Бледнеют (лицо — белее А4),
И строятся… строятся в колонну по четыре.
Подарок таинственный манит, заботит;
Дитя всё упрело в прокисшей рыготе,
Стоит в рукомойнике пена из плоти:
Кто ныне мне гвозди в ладони вколотит?
Кто ныне привет мне пошлёт издалёка?
Раскроет секрет до условного срока?
Могилы лишь в сердце ковшами зияют…
Меня они ищут, но нужен не я им:
Им нужен тот дух, что во мне притаился —
Сюда протянулось их алчное рыльце.
Но духам не страшен ни лезвия глянец,
Ни пуль кипяток, ни отравы багрянец:
Куётся дух смолоду в теле богатом
(Послужит вам службу притом мирный атом).
Но часто бывает вместилищем духа
Набитое калом и рвотою брюхо:
Оно им и правит, двуногой скотиной,
Гоняя, как будто пастух — хворостиной,
И зычно свища…
Поколенье уродов!
Посев твой развешен, фасован и продан;
И, в вязком кумаре похмельного жара,
Потеряно дерзкое вёрткое жало.
Умри благородно.
Не сри перед смертью.
А можешь и срать: ведь говно любят черти.
Помадой фекалий твоих загустевшей
Напишут они о тоске наболевшей.
Головок их вздыбленных строй будет густ,
И гимн созиданью польётся из уст.
В женщин наших проникнут черти,
Раздвигая им ноги: верьте.
Сладкий уд запирает дух —
И сиянье оргазма вдруг!
Самоварам закон не писан.
Распишись в получении, крыса.
Расторможенной ласки танец,
Кипятокпуль, о, травы, багрянец,
Птеродактиль, сметающий тучи,
Или даже дракон (ещё круче!),
Горностаев невидимый ряд.
Свежей спермы фатальный заряд.
Тройка чёрных коней с бубенцами.
Герб с ебущимися близнецами.
На губе вызревающий чирей.
Запылавший от спички white spirit.
Вой голодных до коликов улиц.
Скальпы тех, что не вовремя гнулись.
Запоздалый удар монтировкой —
И карманник — еврей-полукровка.
Треуголка, малиновый стержень,
Каблуки, кокаин, профиль смежный,
Вертолётный минет над деревней.
Лепестки спелой вишни, жук древний,
Рыболовный крючок, бородавка,
И в трамвае вечерняя давка.
И автобусной похоти руки,
И метро подземельные муки…
К волдырям я прикладывал мази,
Но лекарство скормилось заразе.
Пауков бархатистые лапки,
Запах пудры дешёвой и травки…
Я ходил ко врачам с волдырями —
Все врачи и медсёстры киряли.
Волдыри прижигал сигаретой,
Бритвой резал, ругаясь при этом.
Калом девичьим смазывал на ночь,
Жидкость сцеживал в устьица баночек.
Ссал на них, словно пёс подзаборный,
Промывал их настойкою борной,
Щекотал голубиным пером,
Протыкал углеродным сверлом,
С кожей вместе сдирал окаянных,
Выводил на таёжных полянах…
Не проходит зловредная хворь,
Присосалась и пьёт: спорь — не спорь.
Волдыри как мне вывести эти,
Расскажите скорее, о, дети!
Я для вас надрочил в этот ящик,
Съев на завтрак будильник звенящий.
 |
оглавление | master@pepka.ru |
 |